диктофон, я галантно предложил Луарде руку. Она хохотнула и вылетела в окно. А я, спускаясь по лестнице, пришел к выводу, что ворона не такое уж глупое создание. И уж умнее тех, кто их глупыми считает.
На трамвайной остановке было полно народу. Трое акселератов в пионерских галстуках курили, скромно зажав сигареты в кулак. Какая-то дама преклонного возраста томно обмахивалась платком, и от нее во все стороны расплывался удушливый запах «Белой сирени», нестерпимый в этот жаркий летний день. Вдруг мне в плечо впились острые коготки. Луарда, а это была она, прошептала извинения и ослабила хватку. Со стороны я был похож на капитана Силвера с его неизменным попугаем на плече. Не хватало только костыля и крика: «Пиастры! Пиастры!»
Подошел трамвай, и толпа кандидатов в пассажиры ринулась к распахнувшимся дверям. Мне повезло, и я очутился на задней площадке вагона. Двери зашипели и сдвинули свои створки. Я немедленно начал задыхаться. Пот градом катился по лицу, рубашка прилипла к телу. Мучительно тяжело дыша, я обратился к верзиле в короткой футболке и немыслимо широких «бананах», который стоял возле закрытого вентиляционного люка и довольствовался тем, что его обдавало слабой струйкой свежего воздуха из отворенного окна.
— Эй, парень! Открой люк, пожалуйста. Ведь задохнемся!
Тот заржал:
— Дыши глубже, дядя! Мне и так неплохо!
Я открыл было рот, но рядом с моим ухом раздался повелительный голос Луарды:
— Вы что, сударь, оглохли? Вам же сказали люк открыть? Вот и открывайте!
Лицо верзилы медленно вытянулось. Говорящая ворона — слишком непонятно для его мозгов. А все, что непонятно, вызывает уважение. Обладатель «бананов» не был исключением. Окрик вороны подействовал на него магически, и он молча толкнул люк. Поток прохлады ворвался в салон. Вся задняя площадка повернулась ко мне, даря ослепительную коллективную улыбку. Луарда смирно поправляла перья и делала вид, что происходящее ее не касается.
Внезапно в воздухе повис визгливый голосок: «Предъявите талончики! Контроль!» Несколько «зайцев» ринулись поближе к спасительным дверям. Я вспомнил, что и сам забыл закомпостировать талон. И теперь в жуткой спешке шарил по карманам. Он нашелся в ужасно узком заднем кармане джинсов, и я основательно помучился, пока вытащил его. Контролер была уже в двух шагах от меня. Поднятая рука с талоном стала медленно опускаться. Тут над головами мелькнула тень, и белый клочок исчез из моей судорожно сжатой руки. Я посмотрел на Луарду. Она, проворно орудуя клювом, засунула талон в щель компостера и всей массой навалилась на рукоять. Это уже попахивало Булгаковым. Когда ворона вновь уселась на плечо, я шепотом спросил:
— Слушайте, Луарда! Это не вы навели Булгакова на эпизод с котом?
— Не, не я, — ответила она тоже шепотом. — Бегемот не имеет ко мне никакого отношения.
Активно орудуя локтями, ко мне протиснулась толстая женщина в аляповатом платке поверх бархатной шапочки-«таблетки». Она одна, казалось, не страдает от неимоверной июльской жары. Не говоря ни слова, она сунула мне под нос жетончик контролера. Я молча протянул талон, она также молча разорвала его и опять же молча, уставилась на Луарду. Я не выдержал и решил прервать немую сцену.
— Что еще?
— Ваша птица?
— А что?
— Штраф.
— За что?
— Птиц надо возить в клетке и оплачивать ихний провоз.
— Еще чего?
Я закусил удила. Хотел еще что-то добавить, но наткнулся на ледяной взгляд и умолк.
— Гражданин! Нарушаете! Ваша птица- «заяц»!
Тут в разговор влезла ворона. Она приняла слово «заяц» в точном его значении и возмутилась:
— Я не заяц, сударыня! Зайцы не летают, а я летать умею. — Она демонстративно расправила крылья.
Контролер была неумолима.
— Едешь? И едь молча!
— Чего это вы мне клюв затыкаете?
— Ты глянь-ка! Курица разговорчивая! — Контролер почуяла добычу, и ее ноздри раздулись в предвосхищении схватки. — Ишь ты, пернатая! А ну, кыш отсюда! Кыш, тебе говорят!
— Что значит, «кыш»?
— Кыш, цыпленок заморенный, гниль инкубаторская!
Вагон остановился, и торопливая толпа отнесла нас от расходившейся ревнительницы закона. Луарда напоследок успела крикнуть:
— Курица не птица! Контролер — не человек!
Дружный смех заглушил последние слова «не человек», брошенные нам вослед.
Перед нами распахнул ворота зоопарк. Я купил билет и протянул его, дремавшей у входа подслеповатой старушке. Она что-то сонно буркнула и вновь погрузилась в дрему.
Скандал, устроенный Луардой, расстроил меня, я с тоской глядел на толпы отдыхающих, как на потенциальные объекты сварливости птицы. Когда мы зашли в уединенную тенистую аллейку, я посадил Луарду на спинку скамейки и сел сам.
— Ну что, уважаемая? Где вас-то учили скандалить?
— А чего она прицепилась? — Ворона нахохлилась и закрыла глаза матовой пленкой. — Я таких на дуэль вызывала!
— Ладно! Забудем об этой истории.
Я откинулся на высокую спинку и закрыл глаза. Мягкий ветерок обдувал лицо, высушивал промокшую от пота рубашку.
— Александр! Прошу вас, пойдемте к зверям, — Луарда затеребила манжет рубашки. Я со вздохом поднялся.
— А зачем мы сюда приехали? — поинтересовался я у вороны, деловито шагавшей впереди меня.
— Как «зачем»?! — Луарда перешла на скок. — Интервью брать у интересных… э-э… жителей города.
— В зоопарке? — Моему удивлению не было предела. Ворона остановилась и, поразмыслив, влетела на указатель, устроившись на уровне моего лица.
— В конце-то концов! — Она театрально развела крыльями. — Кому нужен материал? Тебе. И не просто материал, а сенсационный! Рассказ того же крокодила. Каково, а?
Она сделала пируэт, но едва не свалилась на землю. С трудом удержала равновесие и примостилась на. прежнее место.
— Так вот, — продолжала она свой монолог, — сегодняшний день принесет тебе славу.
— Но…
— Без «но»! Я буду переводить. И тебе разве самому не интересно?
Мне оставалось подчиниться. И мы пошли туда, куда указывала деревянная стрелка с полустертой надписью и силуэтом чего-то очень большого. Ворона нырнула в загородку и преспокойно уселась возле серой туши с маленькими глазками и добродушной полуулыбкой. Луарда каркнула в последний раз и повернулась ко мне.
— Извольте спрашивать.