тёлочки,

свинки, утки, сбережения «разъехались» по больницам и

госпиталям. Ничего не помогло…

Помню, как после смерти папы я, пятиклассник, лежал

больной, отходил от гриппа и в тетрадке писал план

зарабатывания денег летом, чтобы купить велосипед. Ты пришла

с работы в обеденный перерыв, спросила, что я делаю. Узнав, с

тоской в глазах чуть-чуть улыбнулась, поцеловала меня в голову

и сказала: «Ніколи ми не будем багаті, бо ми «роздай біда»,

синок». Так оно и случилось, мамочка. Все заработанные деньги

я профинькал. Долги – мои постоянные спутники. Как-то

задумался: «Почему так?» Пришёл к выводу – одни швыряют

деньгами потому, что их много, другие – потому, что их мало. Я

никогда не ценил деньги потому, что у нас их никогда не было.

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

В том нет твоей вины, мама. Это наша семейная карма, рок.

Точно также как и счастье в семейной жизни. Проанализировав

все известные мне факты по линии бабушки, твоей матери,

осознал грустную закономерность: ни она, ни ты, ни я, ни Майя,

ни её и мои дети со счастьем в семье не встретились… Вот и

сижу я пять лет один в любимых стенах, имитируя жизнь, но

фактически с пятидесяти пяти лет банально доживаю. Иногда из

глубин сознания всплывают твои слова: «І як це в людей так

буває – по пьять-шість дітей і всі устроєні. У мене ж вас тільки

двоє і чого ви такі нещасливі?!»

Ты всегда готова была всё отдать своему сыночку. Уверен –

не задумываясь, отдала бы жизнь. Когда мне срочно надо было

уехать куда-нибудь подальше из района, и я собрался в Оренбург,

ты, больная, шептала сквозь слёзы: «Їдь синок, їдь. Тільки б тобі

лучче було».

Сохранив мои и Ольгины письма из Оренбурга, ты

фактически ещё раз спасла меня, уже пожилого, возродила веру в

жизнь, подарила мою успешную, полную оптимизма молодость.

Ведь Оренбург оказался пиком, высшей точкой моих

стремлений! И если бы не гордость, амбиции, наше семейное

неумение прогибаться, да и откровенная дурость… Ты не знаешь,

я никогда не рассказывал об истинной причине увольнения среди

семестра (!) и отъезда в Одессу.

Дело в том, что с момента приезда я был заместителем

заведующего

кафедрой.

Должность

неоплачиваемая,

общественная. В первый же день знакомства, изучив

представленную автобиографию, выпив со мной две бутылки

водки, «завербовал» на неё заведующий кафедрой, бывший

секретарь обкома по идеологии. Вскоре меня избрали секретарём

большой парторганизации кафедр общественных наук и

Валерий Варзацкий

заместителем

секретаря

парторганизации

физико-

математического факультета… Я пил с завкафедрой почти

каждый день, не считая десятков всяких торжеств, где разливал и

говорил, потому как узнали, что у меня лёгкая рука и

незаштампованные, от жизни, тосты. Я «воевал», не зная

усталости, на многих «фронтах» одновременно. Выезды в

область на консультпункты и лекции от общества «Знание»,

комиссии райкома, горкома, обкома, ЦК КПСС. Был доверенным

лицом по выборам в Верховный Совет СССР генерала Дмитрия

Волкогонова,

проводил

занятия

вместо

заведующего,

редактировал

стенгазету

на

факультете,

организовывал

спортивные соревнования среди преподавателей и писал

диссертацию. Через два с половиной года – защитил.

Всё шло даже очень неплохо. И тут вдруг вызывает ректор

и, пряча глаза, говорит, что завкафедрой увольняют, «но тебя

поставить на его место не могу, так как в отделе науки ЦК

согласовали другую кандидатуру. Не расстраивайся, получи

доцента (не хватало одной публикации, но она уже была в

печати), через год дадим направление в докторантуру в Москву, а

там действуй по обстоятельствам».

Мне бы взвесить, обдумать. Докторантура в Москве, когда

тебе только тридцать шесть лет?! А я обиделся. Не оценили, ну и

пошли вы…

Уехал и получил от родной Одессы уже через год

вытрезвитель, в прямом и переносном смысле. Потом ещё кое-

что посерьёзней, не буду тебя расстраивать. И ещё…

Потом Союз развалился. Стал безработным и до 2000-го в

вузах вообще не работал. Падал, подымался, начались запои. Как

дотянул до пенсии – не знаю. Наверное, благодаря твоим генам.

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

Если бы преобладали папины – давно лежать бы мне на нашей

горе, недалеко от тебя.

Хорошо, что сохранила письма, ещё и потому, что в них

наши лучшие годы в мелочах, о которых я бы никогда не

вспомнил. Мелочи жизни заставили меня посмотреть и на Ольгу

в новом, а может быть в добром старом свете. Понял, сколько она

для меня сделала и как я перед ней виноват.

Письма поселились в моей груди давящим спазмом стыда,

угрызений совести, невозможности что-то изменить. Я, мужчина,

работавший в комсомольских и партийных органах, директором

совхоза, имевший не рядовые доходы, клянчу, выманиваю деньги

у матери – пенсионерки! Содрогаюсь, заливаюсь слезами, бегаю

по дому прочитав написанное собственной рукой: «…пришли

хоть немного денег»; «…короче говоря, хочу