чужое одеяло. Вот дуреха, перетрусила спросонья.

— Не тарабань, сейчас приду, — отозвался, потягиваясь, балагур. Сел, посмотрел на пытавшуюся привести в порядок растрепанные волосы Наю.

— Уже уходишь?

— Все проснулись. Не нужно, чтобы нас застали вместе.

— Мне без разницы.

Это и по глазам видно. С таким взглядом только в пропасть шагать или решаться на что-то важное. Только не хотелось ей слышать это важное. Подхватилась, поспешила к двери, пока не окликнул, не завел разговор. А сама мысленно молила: «Отпусти молча. Не зови».

— Ная.

Она запнулась, рука, потянувшаяся к двери, упала вдоль тела. Окликнул. Зачем?! Медленно повернулась.

— Эта ночь…

— Не надо, не говори ничего, — не дала она ему продолжить. — Просто позволь мне уйти.

Он, помолчав, кивнул:

— Ступай.

Перевернулся на живот, уткнулся лицом в подушку, чтобы не видеть, как за ней закроется дверь.

В коридоре было тихо. Ная осторожно выглянула в приоткрытую щель. Никого. Быстро выскользнула из комнаты, но не успела сделать и пары шагов — из-за поворота вывернула Коркея. Вот невезение. И почему именно она? Верховная сбавила шаг, остановилась, окинула девушку цепким взглядом, подмечая наспех заплетенные в косу волосы, неверно затянутую шнуровку на платье, волнение в лице. Взгляд переместился на дверь за спиной привратницы. Коркея определенно знала, чья это комната. Бровь приподнялась в ироничном удивлении.

— Мило.

— И вам доброго утра, — в тон ей язвительно ответила Ная. Попыталась проскользнуть мимо, но Верховная заслонила проход, не давая сбежать.

— У тебя, смотрю, оно точно доброе.

Досада от неприятной встречи переросла в раздражение. Эта стерва непременно доложит обо всем Скорняку, не упустит шанс «раскрыть ему глаза на правду».

— Это вас не касается.

— Ошибаешься, дорогуша. Других дурачь своим симпатичным личиком. Что с них взять — мужчины. Кагар слишком горд своей способной ученицей. А Радкур… как всегда слеп. Но меня ты не проведешь. Мы женщины насквозь видим друг друга. И я знаю, чего ты добиваешься. Чутье меня еще никогда не подводило.

— Все бывает когда-то в первый раз.

— Не слишком ли ты дерзка? Знаешь, была у нас уже такая дерзкая, охотница за силой и властью.

— Талкара. Слышала. Радкур говорил о ней.

Ложь вылетела с легкостью. Достигла цели. Коркея недовольно дернула уголком губ. Спесь слетела с надменного лица. Похоже, не ожидала, что Скорняк настолько откровенен с Наей.

— Тогда и слышала, как она закончила. Так вот, девочка, мне безразлично с какими доверчивыми простачками ты кувыркаешься в постели, отнимая их года жизни. Но вздумаешь поступить с Радкуром как та дрянь — пожалеешь. Сама заброшу тебя на самый глубокий предел и по кусочкам скормлю тварям Незыблемой. Так что держи свои загребущие ручки от него подальше.

— А если я люблю его?

— Кого из двух? — «Подловила ловко, ответить нечем». Коркея желчно усмехнулась. — Такие суки, как Талкара, я и ты не знают любви, деточка. Мы лишь позволяем мужчинам находиться рядом, пока их присутствие нам выгодно, а потом уходим, оставляя без сожаления. Мы используем мужчин в своих целях и никогда не станем верными женами и добродетельными матерями.

— И многих вы использовали? — не сдержавшись, уколола Ная в ответ.

— А вот это уже не твое дело. Я тебя предупредила. И ты меня поняла.

Не понять было сложно.

На площадке за селением, где совсем еще недавно в честь молодых привратников были празднично накрыты столы, царили суета и оживление. Лошади нетерпеливо ржали, привратники сновали между выстроившимися в ряд телегами, укладывая последние пожитки. Караван из возков готовился тронуться в путь. Сначала колдуны трех кланов поедут вместе, а через пару дней пути разойдутся и они отправятся в свои селения разными дорогами. У молодых привратников еще будет время проститься друг с другом. Сейчас их ждало расставание с Наей. Все уместные по такому случаю слова уже были сказаны, обещания помнить и не забывать друг друга, хоть изредка посылать о себе весточки — даны, скупой смех на неловкие шутки отзвучал. Тяжесть от предстоящей разлуки давила, отравляла последние мгновения общения. За притворными улыбками сквозила грусть. Они могли никогда больше не увидеться. Как Незыблемая пожелает. Но долгие проводы… это еще хуже. Уезжали бы лучше быстрее, чем травить души. Одно радовало. Радкур оказался прав и молодых колдунов простили на первый раз, назначив не столь страшное наказание — дополнительные повинности, дозоры и тренировки. Можно было с облегчением выдохнуть. Если бы не Тэзир.

Балагур находился со всеми вместе и в тоже время словно отсутствовал, держался отчужденно, совсем не участвовал в разговоре, не сыпал привычно шутками. Присев на валун, угрюмо пялился на вершины гор. Но видел ли он их? Чувствуя его настроение и висевшее между ним и Наей напряжение, друзья сообразительно закруглились с прощанием. Быстро обняли девушку, пожелали не лезть больше ни в какие драки и не сгибаться ни под какими бурями и отправились к телегам своих кланов.

Ная присела рядом с Тэзиром. От его молчания хотелось удавиться. «Ну съязви, обругай, нахами, только не молчи. Не молчи так». Но он сказал совсем другое, что уж лучше бы, наверное, молчал.

— Я думал будет легче расстаться, если мы проведем ночь вместе… Но стало только хуже.

— Ты обещал.

— Обещал, — кивнул он. — Но как уехать после того, что было между нами? — балагур резко развернулся к ней, обхватил ладонями лицо девушки. — Поедем со мной! Ведь ты мне почти жена после обряда и этой ночи. Она все изменила, особенно теперь, когда нас не ждет наказание забвением. Поедем!

Ная покачала головой.

— Почему?! Я уговорю Призванного отпустить тебя. Или сомневаешься во мне? Я изменюсь! Клянусь! Перестану шутить, стану серьезнее, таким, каким ты хочешь.

— Но тогда это уже будешь не ты. Не тот балагур, который выводит меня из себя… и который нравится. — Она отвела глаза в сторону. — Эта ночь ничего не изменила, Тэзир. Я по-прежнему отмечена Незыблемой, по-прежнему плачу смертью за любовь. Убивать тебя не хочу и не стану. Хватит того, что этой ночью поступила подло. Не проси стать еще большей сукой, чем я есть.

— Я сам того желал.

— Мы часто желаем того, что ведет нас к гибели, отказываясь понимать это. Ты отмахиваешься от правды, но мне не забыть — кто я. И каждый раз, когда ты станешь прикасаться ко мне и целовать, знание, что я отнимаю твою жизнь, будет жечь меня изнутри. Уж лучше дирк в сердце.

Тэзир понурил голову, замолчал тяжело. Ну как отпустить его такого? Ная качнулась к нему, уткнулась лбом в грудь. Руки балагура