Роман Белоусов Кровавая карусель

Очная ставка факта и вымысла

Дворец нищеты, или тюремный ад Ньюгейта

Телега мертвецов

Скрип телеги мертвецов медленно приближался. И все громче становились удары сигнального колокола, установленного на ней. Когда же из боковой улочки появилась сама повозка, стало видно и могильщика. С лицом обреченного он вел лошадь на поводу. Изуродованные чумой трупы были завернуты в простыни, другие — в тряпье, едва прикрывавшее тело.

Под мерные удары колокола могильщик монотонно возглашал: «Выносите ваших покойников!» В ответ слышались глухие рыдания. Заросшая травой улица оставалась пустой: ни души, только вопли и стоны обреченных сквозь заколоченные окна и двери. На некоторых из них надпись: «Господи, сжалься над нами». Но черная смерть не выбирала, она косила без разбора, не обращая внимания на мольбы и заклинания.

Темное небо озарилось пламенем очистительных костров. Телега мертвецов, теперь уже при свете факелов, двигалась ко рву, куда сбрасывали умерших (гробов не хватало).

Неужели его, как и многих, полуживых, бросят в эту яму? Он отчетливо понял, что лежит на телеге, придавленный чьим-то телом. Хотелось крикнуть. Губы не повиновались. Не хватало воздуха. Зловоние и смрад еще больше затрудняли дыхание.

Скрипела телега. Скорбно звонил колокол…

Внезапно прозвучал совсем рядом голос:

— Кто здесь Даниель Дефо?

Он открыл глаза. Перед ним стоял тюремщик с фонарем — было раннее утро. Дефо вспомнил, что накануне его арестовали и посадили в Ньюгейтскую тюрьму. Кошмар во сне обернулся кошмаром наяву.

Бездомные и голодные

…Родился Дефо на Фор-стрит, у северо-восточной границы Сити, в районе Смитфилд, где когда-то сжигали еретиков. Отсюда мальчишкой менее чем за пять минут добирался он по улочкам-морщинам, избороздившим чело порочного города, до Мурфилдса. Лондон был тогда не так уж велик, хотя в нем проживало шестьсот тысяч, и даже ребенок мог без особого труда пешком пересечь его. Мимо церкви Св. Варфоломея, скотопрогонного рынка, по Ньюгейт-стрит, мимо знаменитой тюрьмы, пересекая Олдергейт-стрит, Даниель оказывался на Ламбет-роуд у Бедлама — дома для умалишенных, вначале находившегося в бывшем Вифлеемском монастыре, приспособленном после изгнания монахов из страны и конфискации их имущества в 1547 году под сумасшедший дом, а позже, в 1675 году, переведенного в новое здание в районе Мурфилдса. Посещение Бедлама, расположенного в приходе Сант-Джайлса, в ту пору рассматривалось как развлечение, одинаково доступное и взрослым, и детям. Даже знатные дамы не стеснялись здесь появляться в дни, когда Бедлам был открыт для обозрения, и с откровенным любопытством разглядывали несчастных в специальные «окна для гостей».

Забредал маленький Даниель и во двор тюрьмы Брайдуелл, где в подземных погребах бывшего старинного замка содержали политических и религиозных преступников. А наверху, во дворе, окруженном деревянным забором высотой в 22 фута, публично пороли малолетних воришек. Крики их разносились окрест, оставляя зрителей абсолютно равнодушными к судьбе бедных созданий. Экзекуция продолжалась до тех пор, пока судья, восседавший тут же за столом, держал молоток в воздухе. Чтобы заработать на первых порах несколько ударов плетью, достаточно было стащить какую-нибудь мелочь вроде оловянной ложки. И, выраставшие в нищете, многие начинали свою жизнь с преступления. Их толкало на это, как писал Дефо, отсутствие разумного воспитания. Он предлагал усовершенствовать школы и приюты для малолетних, дабы уберечь от губительного влияния несчастных детей, из которых многие что ни год попадают в руки палача.

Между тем дети продолжали расти, познавая все тяготы бытия, и призывы Дефо оставались гласом вопиющего в пустыне. Жизнь ребенка, родившегося в трущобах, ценилась меньше наперстка. И нередко новорожденных оставляли умирать прямо на улице или душили и бросали в мусорные кучи и сточные канавы. Те из них, кто случайно выживал, становились ненужным бременем в приютах на попечении «нянек», которые калечили их, стараясь как можно скорее извлечь пользу, для чего заставляли просить милостыню. Если ребенок был слишком слаб и становился в тягость, от него быстро отделывались — «вливали ложку джина в горло, и он тотчас задыхался». Варварский этот способ был настолько распространенным явлением, что его не преминул изобразить Хогарт на своей гравюре «Переулок Джина».

В шесть-семь лет приходилось вступать в мир, обычно становясь учеником какого-нибудь проходимца, который занимался опасным промыслом. Многие из детей своей судьбой походили на будущего героя Дефо — оборвыша Джека по кличке Полковник. Как и он, бездомные и голодные, днем они промышляли воровством, а ночью, особенно в холодные зимы, забирались в угольные ямы или устраивались под укрытием теплой золы на стекольном заводе.

Дети трущоб служили также добычей торговцев живым товаром — киднэпперов, самых отъявленных негодяев. Похищенных продавали на суда, отправлявшиеся в Америку или Индию. «Бритиш газетт» описывала «страшную сцену, разыгравшуюся неподалеку от Лейкестер-филдс, где молодого парня преследовали несколько дюжих молодцов с криками: «Держи вора!» Прохожие задержали паренька. Он заявил им, что не вор, что преследователи похитили его, заковали в цепи и вместе с девятью другими ребятами собирались отправить на корабле в Индию. Ему чудом удалось вырваться. Весь свой гнев публика обрушила на преследователей, сбросив одного из них в пруд».

«Эти грабители человеческой плоти, — продолжала газета, — останавливали подростков на улице и заманивали под разными предлогами в свои притоны. Они же приходят в регистрационные конторы, нанимают молодых людей в слуги, а потом продают их либо на военную службу, либо в колонии».

Даже самые кровавые законы не в состоянии были обуздать массу озлобленных, невежественных и жестоких людей. С безрассудством обреченных они бросались на прохожих, останавливали кареты, курсирующие между центром и пригородами, и грабили пассажиров среди бела дня. По ночам без вооруженных провожатых лучше было не показываться на узких и плохо освещенных улицах. Даже в центре Лондона днем нередко случались нападения. Бандиты врывались в дома на Пикадилли, в Гайд-парке, в Сохо. Поселялись в заброшенных домах шайками до ста человек. Д. Дефо, как позже и Г. Филдинг, не раз посещал эти притоны, заставая там взрослых и детей. То и дело на улицах раздавались крики: «Хью энд край!» (что можно перевести как «Лови! Держи!»), когда все бросались преследовать