Александр Дюма ЧЕРНЫЙ ТЮЛЬПАН

I БЛАГОДАРНЫЙ НАРОД

Двадцатого августа 1672 года город Гаага, такой оживленный, сияющий и нарядный, словно в нем царит вечный праздник, — город Гаага со своим тенистым парком, огромными деревьями, склоненными над готическими зданиями, с зеркальной поверхностью широких каналов, в которых отражаются почти восточные по стилю купола его колоколен, — 20 августа 1672 года город Гаага, столица семи Соединенных провинций, был заполнен высыпавшими на улицу возбужденными толпами граждан. Торопясь и волнуясь, с ножами за поясом, с мушкетами на плечах или с дубинами в руках, они черно-красным потоком стекались со всех сторон к грозной тюрьме Бейтенгоф (ее зарешеченные окна показывают еще и сегодня). В то время по доносу хирурга Тикелара там томился за покушение на убийство Корнелий де Витт, брат Яна де Витта, бывшего великого пенсионария Голландии.

Если бы история этой эпохи, и в особенности того года, с середины которого начинается наш рассказ, не была неразрывно связана с двумя упомянутыми именами, то несколько последующих пояснительных строк могли бы показаться излишними. Но на первых страницах мы всегда обещаем нашему старому другу-читателю, что он получит удовольствие от чтения, и по мере наших сил выполняем это обещание, поэтому мы предупреждаем его: это введение также необходимо для понимания того великого политического события, что легло в основу нашего повествования.

Корнелию, или Корнелиусу де Витту, Ruart de Pulten, то есть главному инспектору плотин страны, бывшему бургомистру своего родного города Дордрехта и депутату Генеральных штатов Голландии, было сорок девять лет, когда голландский народ, устав от республиканского образа правления, как его понимал великий пенсионарий Голландии Ян де Витт, проникся страстной любовью к идее штатгальтерства, в свое время особым эдиктом навсегда упраздненного в Голландии по настоянию Яна де Витта.

Так как очень редко бывает, чтобы общественное мнение в своей капризной изменчивости не связывало определенный принцип с какой-нибудь личностью, то и в данном случае народ связывал республику с двумя суровыми братьями де Виттами, этими римлянами Голландии, пренебрегавшими национальными привычками, непоколебимыми сторонниками свободы без вольности и благосостояния без излишеств. А за идеей штатгальтерства, казалось народу, стоит, склонив свое суровое, осененное мыслью лицо, молодой Вильгельм Оранский, кому современники дали прозвище Молчаливый, принятое и потомками.

Оба брата де Витты проявляли величайшую осторожность в отношениях с Людовиком XIV: они видели рост его влияния в Европе, силу же французского короля они почувствовали на примере самой Голландии, когда столь блестящим успехом закончилась его Рейнская кампания, прославленная «героем романа», как его называли, графом де Гишем и воспетая Буало кампания, в три месяца сломившая могущество Соединенных провинций.

Людовик XIV с давних пор был врагом голландцев, и они оскорбляли его или насмехались над ним всеми способами, правда почти всегда устами находившихся в Голландии французских эмигрантов. Национальное самолюбие голландцев видело в нем современного Митридата, угрожающего их республике.

Народ питал к де Виттам двойную неприязнь. Вызывалась она, с одной стороны, упорной борьбой этих представителей государственной власти с устремлениями всей нации, с другой — усталостью, естественной для всех побежденных народов, надеющихся, что другой вождь сможет спасти их от разорения и позора.

Этим другим вождем, готовым появиться, чтобы дерзновенно начать борьбу с Людовиком XIV, сколь ни грандиозным должно было видеться его будущее, был Вильгельм, принц Оранский, сын Вильгельма II, внук (через Генриетту Стюарт) Карла I — короля английского, тот молчаливый юноша, чья тень, как мы уже говорили, вырисовывалась за идеей штатгальтерства.

В 1672 году ему было двадцать два года. Его воспитателем был Ян де Витт, стремившийся сделать из бывшего принца хорошего гражданина. Именно он, движимый любовью к родине, взявшей в нем верх над любовью к ученику, своим эдиктом об упразднении штатгальтерства на вечные времена лишил принца надежды на получение власти. Но Бог посмеялся над людскими притязаниями устанавливать и ниспровергать земную власть, не советуясь с Царем Небесным. Воспользовавшись своенравием голландцев и страхом, внушаемым Людовиком XIV, Бог изменил политику великого пенсионария и упразднил вечный эдикт, восстановив штатгальтерство для Вильгельма Оранского, на которого у него были свои виды, еще скрытые в таинственных глубинах будущего.

Великий пенсионарий склонился перед волей сограждан; но Корнелий де Витт проявил больше упорства и, несмотря на угрозы смертью со стороны оранжистских толп, осаждавших его дом в Дордрехте, отказался подписать акт, восстанавливавший штатгальтерство.

Только мольбы и рыдания жены заставили его наконец поставить свою подпись под этим документом, но к подписи он прибавил две буквы: «V.C.» — то есть vi coactus («вынужденный силой»).

И только чудом он спасся в этот день от своих врагов.

Что касается Яна де Витта, то и он ничего не выиграл от того, что быстрее и легче склонился перед волей сограждан. Спустя несколько дней после этого события на него было произведено покушение; однако, пронзенный несколькими ударами кинжала, он все же не умер от ран.

Это не удовлетворило оранжистов. Жизнь обоих братьев была постоянной преградой их замыслам. Они изменили свою тактику и пытались добиться клеветой того, чего не могли выполнить при помощи кинжала, рассчитывая в любой миг, когда будет нужно, вернуться к первоначальной своей тактике.

Довольно редко случается, что в нужную минуту у Бога под рукой оказывается великий человек для свершения великого деяния; вот почему, когда случается такое провиденциальное совпадение, история тотчас отмечает имя этого избранника, чтобы им могли восхищаться потомки.

Но когда сам дьявол вмешивается в людские дела, стремясь погубить какого-нибудь человека или целое государство, очень редко бывает, чтобы ему немедленно не подвернулся подлец, которому достаточно шепнуть на ухо одно слово — как он сразу же примется за работу.

Таким подлецом, в данных обстоятельствах оказавшимся весьма подходящей для дьявола личностью, явился, как мы уже, кажется, говорили, Тикелар, по профессии хирург.

Он заявил, что Корнелий де Витт, возмущенный отменой эдикта о штатгальтерстве (это он доказал добавлением к своей подписи) и воспламененный ненавистью к Вильгельму Оранскому, подговорил убийцу освободить