каждый кусочек сопровождался завистливыми и внимательными взглядами, в безмолвном созерцании столпившихся вокруг него, братьев и сестёр.

Давыдка победителем, с шапкой на затылке сидел на рабочем столе, болтал ногами, а кругом него весёлый дружный «гир-гир» звонче, чем когда бы то ни было, оглашал спёртый тяжёлый воздух двух маленьких грязных комнат.

Пятнадцатилетняя дочка Давыдки, молодая невеста, с чёрными большими глазами, придерживая сваливавшуюся косу, вытянув шею, весёлыми блестящими глазами смотрела и жадно вслушивалась в обобщение отца, который, махнув рукой, как-то небрежно, весело закончил:

– И свиньёй я его назвал, и мне вдвое больше он дал, и вперёд дал, и руку пожал, а Ицку по морде…

Даже пятилетний Лейба с живописно торчащим сзади хвостиком грязной рубахи, обсасывая свой маковник, ловя интонацию звуков, весело кричал:

– Гвулт!

И прыгал на одной ноге.