паутина совершенно не колышется от сильного ветра, раскачивающего даже верхушки гигантских деревьев…

Среди лачуг виднелись силуэты людей и лошадей, оплетенные нитями. Они тоже не шевелились.

Неожиданно раздался громкий треск. Я оглянулся и увидел, как молодое дерево, опутанное нитями, надломилось у самого основания и рухнуло. Краем глаза я одновременно с этим заметил, как несколько кустов распласталось по земле с негромким треском, причем корни, как живые, сами вылезли из почвы. Еще один куст шевельнулся прямо передо мной… Одна из лачуг как-то вся сжалась и рухнула… Другая… Я наблюдал это, как во сне, испытывая одновременно и ужас, и любопытство…

Послышался облегченный вздох Розалинды в глубине пещеры. Я поднялся на ноги и пошел к ней, Мишель двинулся следом.

– Это было отвратительно! – мысленно объявила Петра.

И только тут она увидела фигуру в белом. Женщина еще два-три раза взмахнула своей железной флягой, потом сняла перчатки и откинула с лица капюшон. Она пристально смотрела на нас, и мы тоже не отрывали от нее глаз…

Глаза у нее были огромные – карие, с зеленоватыми крапинками, с густыми и длинными золотистыми ресницами. Нос прямой, с тонко вырезанными ноздрями. Рот, пожалуй, чуть-чуть великоват, подбородок округлый, нежный, но отнюдь не безвольный, волосы чуть темнее, чем у Розалинды и – самое поразительное – коротко остриженные: они даже не достигали плеч…

Но больше всего поражала совершенно непередаваемая чистота ее лица, от которого мы не могли отвести глаз.

Это была не бледность, а необъяснимая гладкость и чистота кожи. Она была без единой складки или морщинки, словно ее никогда не касались ни дождь, ни ветер, ни пыль… Трудно было поверить глазам: такая кожа просто не могла быть у живой женщины… А ведь она была уже не девчонка, ей было уже никак не меньше тридцати – это чувствовалось… Во всем ее облике сквозила такая уверенность в себе, такое чувство собственного достоинства, рядом с которой «маска» Розалинды выглядела нелепой и жалкой бравадой…

Внимательно оглядев всех нас, она перевела взгляд на Петру, улыбнулась ей ослепительной улыбкой, приоткрывшей на мгновение белоснежные зубы… Мы уловили ее мысли, вернее, целый набор чувств, мгновенно сменяющих друг друга: радость, облегчение, сомнение и, к нашему удивлению, налет какого-то беспокойства, отдаленно напоминающего страх. Вся эта «смесь» почти не затронула Петру, но кое-что она, видимо, все-таки уловила, во всяком случае, личико у нее стало очень серьезным, глаза широко раскрылись, и она молча смотрела на женщину, словно почувствовала, что переживает сейчас одно из важнейших событий в своей жизни.

Через несколько секунд выражение лица Петры стало мягче: что-то «отпустило» ее. Она улыбнулась, радостно тряхнула головой и засмеялась. Что-то явно произошло между ней и этой женщиной, чем-то они обменялись друг с другом, но мы при этом ничего не услышали. Я оглянулся на Розалинду, она отрицательно качнула головой и продолжала, не отрываясь, смотреть на селандку.

Та наклонилась и подхватила Петру на руки. Петра подняла ручонку и осторожно дотронулась до лица женщины, словно хотела убедиться, что оно настоящее. Селандка рассмеялась, расцеловала ее и поставила на пол. Потом она тряхнула головой, как будто тоже не до конца поверила в то, что увидела.

– Да, дело того стоило! – сказала она словами, но произнесла их так странно, что я с трудом понял ее. – Такого я даже не ожидала!

Она перешла на мысли, и теперь понимать ее стало гораздо легче.

– Было не так просто получить разрешение… Ну, чтобы прилететь сюда, – пояснила она. – Огромное расстояние – гораздо большее, чем когда-либо кто-то из нас преодолевал. Послать корабль – это ведь страшно дорого. Почти никто не верил, что дело того стоит… Но теперь! – Она бросила восхищенный взгляд на Петру. – Подумать только, что в таком возрасте и без всякой тренировки она может передать мысль на противоположную точку планеты!… – Она еще раз тряхнула головой, словно все еще не верила окончательно, что это все ей не снится. Потом она повернулась ко мне. – Ей предстоит многому научиться, но мы дадим ей самых лучших учителей, и, можешь мне поверить, настанет день, когда они будут учиться у нее!

Она присела на ложе Софи. На фоне откинутого белого капюшона ее тонко очерченный профиль был как бы в нимбе. Она внимательно стала изучать каждого из нас в отдельности (я почувствовал, как что-то проникает в меня, в самую глубину моего сознания), и казалось, осталась довольной результатами своего исследования.

– Вы многому сумели научиться сами, – сказала она, – потому что все время помогали друг другу. Но скоро вы поймете, что еще многому можете научиться у нас. – Она взяла Петру на руки. – Ну что ж, вещей у вас, как понимаю, немного, и ничто нас больше не задерживает. Так что можем отправляться.

– В Вакнук? – спросил Мишель. Собственно, это был не вопрос, скорее утверждение. – Там ведь Рэйчел! – пояснил он, уловив удивление селандки.

Та с сомнением покачала головой.

– Я не уверена… – начала она. – Впрочем, подождите…

Она неожиданно заговорила с кем-то из тех, кто остался в машине, но так быстро и на таком уровне, что я почти ничего не разобрал. Наконец, она с сожалением покачала головой.

– Мне очень жаль, – медленно проговорила она, – но я так и предполагала: мы не сможем ее взять.

– Но это займет совсем немного времени! – с еле сдерживаемым отчаянием проговорил Мишель. – Это ведь недалеко!… Для вашей машины!

Она опять покачала головой.

– Мне очень жаль, – повторила она, – и мы, конечно же, сделали бы это, если бы могли. Тут дело не в нашем желании, а в технике… Поймите, мы и так пролетели гораздо большее расстояние, чем рассчитывали. Нам встречались такие земли, что даже на большой высоте мы не рискнули лететь над ними: нам приходилось огибать их. Да еще грозящая вам опасность заставила нас ускорить полет… – Она запнулась, кажется, раздумывая над тем, сможем ли мы, примитивные в общем-то существа, понять то, что она нам говорит. – Машина, – пояснила она, – расходует при полете топливо. Чем больший груз она поднимает и чем быстрее летит, тем больше топлива она расходует. Сейчас у нас осталось топлива ровно столько, чтобы мы могли долететь до дому… И то, если лететь не слишком быстро и не слишком перегружая машину. Если же мы полетим в Вакнук и приземлимся там, да еще возьмем лишнего пассажира, топливо кончится прежде, чем мы прилетим домой. Это значит, что мы упадем в море и утонем. Вас троих прямо отсюда мы можем довезти, а четверых, да еще плюс лишняя посадка – это нам уже не по силам.

Мы молча