(любительских) постановках драмы в Москве главные роли исполняли: автор (Ананий Яковлев) и Н.В.Савицкая-Батезатул (Лизавета). Постановки драмы в Александринском театре в Петербурге (с 18 октября 1863 года) были крайне неудачны, так как труппа театра оказалась неподготовленной к сценическому воплощению крестьянской жизни. Особенно слаба была исполнительница роли Лизаветы М.О.Петрова (дочь знаменитого певца). Отзыв об этой постановке имеется в статье М.Е.Салтыкова[8]. Значительно удачнее были постановки московского Малого театра, начавшиеся на месяц позднее. Главные роли здесь исполняли: Пров Садовский (Ананий), С.В.Шумский (Чеглов-Соковин), X.И.Таланова (Матрена), П.Г.Степанов (Никон), И.В.Самарин (Золотилов) и другие. В роли Лизаветы соперничали высокоодаренные актрисы Е.Н.Васильева-Лаврова и Л.П.Никулина-Косицкая. Соперничество это – один из важнейших моментов сценической истории драмы Писемского. Васильева и Никулина-Косицкая явились основоположницами двух совершенно противоположных толкований сценического образа героини драмы. Одно из этих толкований (Никулиной-Косицкой) приближалось к авторскому замыслу и объективному смыслу образа. Второе толкование нарушало общий смысл драмы, но давало ряд выигрышных моментов исполнительнице. Исторические условия способствовали популярности этого второго толкования, превращавшего Лизавету в мученицу и поборницу раскрепощения женщины. То, что было намечено Васильевой, позднее было с изумительной силой воплощено гениальной П.А.Стрепетовой, ставшей главной исполнительницей роли Лизаветы с конца шестидесятых до середины девяностых годов.
Художественные особенности реализма Писемского вызвали чрезвычайно разноречивые толкования и оценки «Горькой судьбины». Из всех статей, посвященных драме Писемского, наиболее замечательны статьи революционного демократа М.Л.Михайлова (1860), театрального критика А.И.Урусова (1881) и выдающегося знатока античной трагедии И.Ф.Анненского (1906). В последней из этих статей, между прочим, говорится: «…Писемский написал чисто социальную драму и в то же время без всякой тенденции. Я сказал „тенденции“, а не идеи, потому, что могу только дивиться той близорукой критике, которая не видела обилия идей в творчестве Писемского… Идеи Писемского внедрялись в самый процесс его творчества, приспособлялись к самым краскам картины, которую он рисовал, выучивались говорить голосами его персонажей, становились ими, и только вдумчивый анализ может открыть их присутствие в творении, которое поверхностному наблюдателю кажется литым из металла и холодным барельефом. Вовсе не мы решаем, читая Писемского, а сам Писемский понимал, что крепостничество пустило свои корни далеко за пределами помещичьих усадеб, что оно исказило русскую жизнь и надолго отравило ее цветы своим зловонным дыханием».[9]
Текст «Горькой судьбины» печатается по последнему прижизненному изданию (1874) с исправлениями по всем предшествовавшим изданиям. А. П. Могилянский