безостановочно выкрикивать имя Джорджа, а Мег посмотрела на сестру перепуганными, широко распахнутыми глазами.

- Л-л-лорна?! - дико завизжала она, слишком оцепеневшая, чтобы пошевелиться.

Джордж издавал булькающие звуки и метался на линолеуме, как рыба, выброшенная на берег, но Лорна даже не посмотрела на него. Она переступила через его судорожно подергивающееся тело и шагнула к сестре.

Мег вскочила на ноги и, не обращая внимания на красные брызги, покрывавшие футболку старшей девочки, с размаху влетела в ее объятия, уткнулась макушкой ей в подбородок и сжала ее так сильно, как только смогла.

Лорна закрыла глаза и прижалась губами к волосам Мег.

- Он больше не обидит тебя. Он никого больше не обидит, - спокойно произнесла она. На короткий миг ей стало интересно, должна ли она почувствовать горе или, по крайней мере, хоть какое-то сожаление. Но она ничего не чувствовала, кроме облегчения – такого глубокого, что ее затрясло.

Все наконец кончилось.

Мег медленно моргнула, и ее взгляд замер на теле отца.

- Ты уб-била его? Он правда умер?

Теперь Джордж стих и лежал в густой луже темной крови, с открытыми остекленевшими глазами, тупо глядевшими в запачканный потолок.

Лорна облизала пересохшие губы при виде зрелища, развернувшегося перед ней. Оно потрясало своей красотой и окончательностью. Ее глаза наполнились слезами, но это были слезы не по Джорджу Малачи.

- Да.

Мегги сжала ее еще крепче и прошептала:

- Хорошо.

Келли.

Четырнадцатью годами позже.

Было около полуночи, и крохотные островки света поблескивали на поверхности озера, начинавшегося буквально сразу за панорамным окном. В своем пустом, гулком доме на пять спален, Келли Холлоуэй одна сидела на полу посреди гостиной, и ее окружало бесконечное море девственной, чуть тронутой разными оттенками тени, белизны. Белый ковер. Белые занавески. Белые стены. Мили стерильной пустоты.

Черты лица Келли можно было описать как классические: сильная, но женственная линия подбородка, прямой тонкий нос, высокие скулы. Но сегодня, в отличие от большинства дней, она выглядела не лучшим образом. Ее одежда была в беспорядке, а ноги, больше привыкшие к каблукам, а не кроссовкам, и вовсе были босыми.

Она икнула и сглотнула, пытаясь подавить изжогу и стремившуюся назад выпивку. Икота эхом отразилась от стен пустой комнаты – совершенно пустой, за исключением порожней бутылки от виски справа от нее и бутылочки, полной таблеток, слева.

Ее жизнь закончилась. Все. Понадобилось всего шесть месяцев, чтобы она просто испарилась у нее на глазах, и каждая секунда этого процесса была чистейшим адом. Конечно, последний месяц она провела в обнимку с бутылкой, пытаясь позабыть, как все, что было хорошего в ее жизни, утекло сквозь пальцы, словно песок. Но это не помогло отсрочить наступающий день. Она могла замедлить многое, но в конечном итоге, она не могла остановить время. Оно просто продолжало убегать, сводя с ума.

Безжалостно.

Каждая акция. Каждая облигация. Каждая копеечка. Все, ради чего она так тяжко трудилась, все, что она так любила, черт, да даже то, что она ненавидела – все пропало. Бизнес, который она построила с нуля, сама суть ее бытия, больше не существовал. Как будто все тридцать семь лет ее жизни пошли коту под хвост, как будто кто-то просто стер ее личность.

Ее бизнес-партнерша и, по совместительству, бывшая подружка, украла даже ее одежду, когда уходила два дня назад.

- Сука, - судорожно пробулькала Келли, глядя на собственную руку и видя вместо одной две. Она озадаченно пошевелила пальцами. – Надеюсь, следующая баба, которую ты трахнешь, наградит тебя трип…, - она икнула, - триппером.

Они таки определенно расстались, и это было к лучшему.

- Ты все-таки позабыла об этом, да, мисс Я-не-могу-быть-с-тобой-когда-ты-в-таком-состоянии, - Келли торжествующе подняла в воздух пузырек с обезболивающим, выписанным ее бывшей любовнице, и яростно затрясла им. Мало того, что ее бывшая подружка проделала потрясающую работу по лишению Келли собственности, так еще и команда судебных приставов вывезла из ее дома абсолютно всю мебель. Но почему-то они оставили содержимое ее аптечки нетронутым.

У нее ни хрена не осталось, но будь она проклята, если ее зубы не были жемчужно-белыми!

Она рухнула спиной на ковер и уставилась на затемненный потолок.

В комнате было темно, и только мягкие золотистые отсветы огней гавани заглядывали сквозь широкие окна дома.

- Я хочу умереть.

Мысль испугала ее, и она снова произнесла это вслух, не совсем веря, что на самом деле говорит серьезно.

- Ну да, хочу. – Ее голос сел до хриплого шепота. – Я честно просто хочу, чтобы все это… закончилось. Я так устала… от всего.

Она разжала пальцы и выронила бутылочку, а потом снова заплакала, прижимая ладони к опухшим глазам.

- Я не хочу быть здесь, - она бесцельно обвела рукой большую и пустую комнату, а потом прижала к груди бутылку из-под виски. – Я просто хочу уснуть и никогда не просыпаться.

Ну вот. Тогда, значит, решено. До чего все просто. Она сомневалась, что ее родители так много раздумывали, когда зачинали ее.

Тогда почему бы ей не отнестись к собственной смерти так же бесцеремонно, как они отнеслись к созданию ее собственной жизни?

Когда она сегодня вечером вытаскивала таблетки из аптечки, это был всего лишь вызывающий жест, желание показать, что у нее, кроме них, ничего не осталось. Но теперь, теперь им можно найти хорошее применение. Это же обезболивающие, в конце концов.

А она не чувствовала ничего, кроме боли.

Она села и медленно моргнула, оглядывая ставшую чужой комнату.

- Это и есть конец моей замечательной несчастной жизни.

Дальним краешком сознания она подумала – а где саундтрек? В развязке каждой трагедии всегда звучал потрясающий, напряженный саундтрек, который просто сметал слушателей напрочь – трубы трубят, скрипки рыдают.

Настоящая жизнь оказалась сплошным разочарованием.

С покорным вздохом она набила рот таблетками, закрыла глаза и поднесла бутылку виски к губам. Она думала, что ее сердце должно заколотиться. Но его удары были медленными и размеренными.

Все. Конец. «Три, - начала она обратный отсчет - два, один, - глубокий вдох, - умри!»

Она тряхнула бутылкой, и одинокая капелька виски капнула ей в рот, растворив одну-единственную, отвратительную на вкус таблетку.

- Тьфу, - прокашляла она сквозь таблетки. Потом ее живот скрутило, и таблетки потоком вырвались из ее рта, когда ее вывернуло на собственную рубашку и ковер.

- Вот дерьмо! Дерьмо! - она свернулась калачиком и