Литвек - электронная библиотека >> Яков Миронович Белицкий и др. >> Руководства и инструкции >> Пу3шечная улица, 9

ПУШЕЧНЫЙ ДВОР

А повыше, на горе, двор, что Пушечным прозвали, потому что отливали медны пушки в том дворе.

Я. Кончаловская

Пушечная улица до 1922 года называлась Софийкой. В том году в городе переименовали многие улицы, иным давали имена случайпые, ничем к этому месту не привязанные, но в данном случае получилось иначе: улицу не окрестили заново, а вернули ей старое имя. Здесь в древности находился Пушечный двор — артиллерийский завод, как мы сказали бы сегодня. «Вы, может быть, захотите знать, где был сей Пушечный двор? — вопрошает так и не разгаданный автор «Нового путеводителя», отпечатанного в Московской университетской типографии в 1833 году.— Пройдите несколько шагов далее к Рождественке, посмотрите на пустырь и новые здания: тут было место его...»

Пушечный двор располагался на левом берегу реки Неглинной, между теперешними проспектом Маркса и улицами Жданова, Пушечной и Неглиннои. Одна из его каменных стен проходила как раз там, где пересекаются теперь улицы Пушечная и Жданова.

Постепенно двор разрастался, и продолжением каменной стены стала стена деревянная. Она шла к нынешней площади Дзержинского по границе современного «Детского мира».

Когда копали котлован под универмаг, знакомые археологи позвали меня на экскурсию и показали открывшиеся на многометровой глубине колодец и остовы бревенчатых изб, вокруг которых земля была сплошь перемешана со шлаком и березовым углем — следами плавок.

На этом дворе отлил в 1586 году Царь-пушку знаменитый мастер Андрей Чохов. «Артиллерия у них очень хороша»,— уведомлял свое правительство побывавший в Москве в семидесятых годах XVII века швед Эрик Пальмквист.

Послы, а также соглядатаи, прибывшие в Московию под видом торговых гостей, путешественников или под каким-либо другим благовидным предлогом, усердно пугали своих государей артиллерийским могуществом Русского государства. Австрийский эрцгерцог Максимилиан II получил в 1576 году донесение: «...есть в Москве такой огнестрельный снаряд, что кто и видел его, не поверит описанию».

А служивший в войсках Лжедмитрия I поляк Самуил Маскевич уверял, что видел мортиру, в которую залезали «человека по три и там играли в карты под запалом, который служил им вместо окна».

Как выглядел Пушечный двор в пору своего расцвета?

Один из вариантов предложил в свое время Аполлинарий Васнецов, включив изображение двора в свой альбом «Древняя Москва» (1922). Художник, как всегда, провел скрупулезную подготовительную работу. «Приходилось не только рыться в древних хранилищах, по буквально рыться в земле, отыскивая остатки древних зданий»,— вспоминал Аполлинарий Михайлович. Правда, фантазия художника иногда все же брала верх над дотошностью исследователя: в некоторых деталях изображенное в альбоме отличается от того, что мы находим на планах XVII века, но «производственный пейзаж», как мы сейчас бы сказали, передан впечатляюще...

На литографии — высокая круглая башня, из отверстия в конусообразной крыше идет дым: работает доменная печь. Ограда у двора частью каменная, частью деревянная — такой она и обозначена на планах первой половины XVII века. За оградой — кузницы, где ковались всевозможные принадлежности к пушкам, железные пищали, языки к колоколам и другие изделия. Васнецов обращает внимание на то, что на всех этих планах показана Кузнецкая улица, где жили кузнецы, работавшие на Пушечно-литейном дворе. Факт весьма существенный для нашего рассказа: он позволяет подчеркнуть значение Пушечной улицы, ее важную роль в истории города. Позволим себе в этой связи привести высказывание Ю. А. Федосюка из его книги «Москва в кольце Садовых» (Московский рабочий, 1983): «Пушечную улицу можно назвать младшей сестрой Кузнецкого моста — она проходит параллельно, но уступает ему во всем: и длиной, и значением, и популярностью. Между тем именно Пушечный двор, стоявший здесь, породил Кузнецкую слободу с Кузнецким мостом, а не наоборот. Разумеется, вопрос о первородстве не имеет значения, но вспомнить об этом для уяснения истории полезно».

На планах XVII века рядом с Пушечным двором изображена церковь Иоакима и Анны. И улица в ту пору называлась Екиманской. Улица Екиманская не была предшественницей Пушечной: она местами не совпадает с нею, да и была узкой, извилистой, напоминая порой чуть видную тропинку между тесно поставленными домами... Потом и трошшки не стало, церковь в 1776 году упразднили, а еще через четыре года и вовсе снесли. Название это окончательно забылось, а улицу, которая к тому времени здесь сложилась, стали называть по имени другой церкви — Софийкой, с обязательным добавлением «у Пушечного двора», потому что церквей святой Софии было в городе несколько.

Память о Пушечном дворе Москва хранила крепко: был возле церкви Пушечный переулок (он исчез после пожара двенадцатого года), да и улицу чаще всего называли в обиходе Пушечной, хотя в те же послепожар-ные годы она уже официально получила наименование Софийки...

Построена церковь в 1650 году и в последующие годы неоднократно переделывалась. Но еще почти за 200 лет до этого здесь была воздвигнута другая церковь под тем же именем. Возвели ее пришедшие в Москву новгородские ремесленники, а название ей они дали в память о знаменитом своем новгородском Софийском соборе.

Переселенцы дали, по всей вероятности, название и всей местности — Лубянка: ведь в Новгороде у них была улица Лубяница.

Правда, существует другая версия, что это название произошло от того, что торговали здесь овощами и фруктами в лубяных шалашах. Но современные историки отдают явное предпочтение первому предположению.

И Пушечная, и Кузнецкий мост, и Лубянка издавна не только снабжали своими изделиями Москву, но и работали, по-современному говоря, на экспорт. Известно, к примеру, что крымский хан Менгли-Гирей просил московского князя прислать ему серебряные кубки и писал при этом: «У нас мастеров, что так искусно могут сделать кубки, нет, а у тебя, у брата моего, такие есть».

Вначале Пушечный двор, как и вся средневековая Москва, был деревянным. При частых пожарах, которые то и дело охватывали город, он не раз выгорал дотла. Так было и летом 1547 года, когда, как сокрушался летописец, «стары люди за многие лета» не помнили такой беды.

В начале 1640-х годов деревянные здания Пушечного двора 'стали сменяться каменными.

В Москве, пострадавшей от иноземной интервенции, многое тогда требовало неотложного ремонта — совсем обветшали, скажем, кремлевские стены, но в первую голову средства из оскудевшей казны были назначены па нужды Пушечного двора: государство заботилось о