воспоминание о той схватке нисколько не охлаждало пыл молодого человека. Менее чем через четверть часа он и его спутник на взмыленных лошадях и едва переводя дух от быстроты, с которой мчались, прискакали к проходу, который стерегли Жервэ и несколько крестьян, вооруженных дубинами и ружьями. Проход этот был не что иное, как пролом в скале, устроенный некогда для проезда телег; две базальтовые глыбы находились по обе его стороны. Через это отверстие было видно довольно обширное пространство, окруженное остроконечными скалами и усеянное камнями и кустарником. Жервэ и его товарищи держали на привязи двух собак, которые рычали, временами поглядывая на вход в каменоломню. Увидев Леонса и Дени, Жервэ обрадовался.

– Я вас ждал с нетерпением, – сказал он, пока всадники сходили с лошадей. – Это хитрое животное приближалось к нам несколько раз, так что я стал побаиваться, как бы оно не рискнуло прорваться сквозь проход. К тому же начинает темнеть, а если его не убить засветло, то можно быть уверенным, что волк у нас уйдет, как его ни стереги!

– Ты уверен, что он не выбрался из западни? – спросил Дени.

– Конечно, посмотрите, как собаки рвутся и нюхают воздух, чуя близость зверя. Проклятый волк не более как в пятидесяти шагах отсюда!

– Хорошо, – сказал Леонс. – Ты, Дени, оставайся с этими добрыми людьми и будь готов встретить волка, если он попробует от нас ускользнуть. Я же один войду туда с Кастором; для обороны мне будет достаточно моего карабина со штыком и охотничьего ножа.

Дени слушал с изумлением, к которому примешивался страх.

– Простите мою дерзость, – сказал он почтительно. – Но я позволю себе обратить ваше внимание на опасность, которой вы подвергаетесь, идя совершенно один на грозного зверя. Он будет неистово бороться за свою жизнь! С вашего позволения, я пойду с вами, и вместе…

– Я не позволю этого, Дени, – возразил Леонс с твердостью. – Я не хочу ничьей помощи в борьбе, которая мне предстоит. Никто не войдет в каменоломню, что бы ни случилось. Вы меня поняли, надеюсь? Я никогда не прощу того из вас, кто ослушается моего приказания. Только в том случае, если волк прорвется сквозь проход, вы можете стрелять в него; до тех пор никак не заявляйте о своем присутствии.

Леонс обыкновенно обращался с подчиненными мягко, но на этот раз тон его был резок и повелителен. Тем не менее егерь не отступал:

– Я старый охотник, мосье Леонс, и мой долг предупредить вас об опасности.

– Довольно, – остановил его Леонс. – Мой карабин заряжен?

– Я только что его зарядил двумя мерками пороха и двумя пулями.

– Хорошо.

Молодой человек удостоверился, что затравочный порох не отсырел, провел ногтем по огниву и, вынув из ножен свой охотничий нож, оказался готов пойти на грозного противника.

– Не забудьте моих наставлений, друзья, – сказал он уже голосом спокойным и почти веселым. – Стерегите хорошенько ваш пост, более я от вас ничего не требую.

В ту минуту, когда он собирался идти, приказав спустить Кастора, собаку Жана Годара, Дени сказал ему умоляющим тоном:

– Господин, прошу вас, возьмите с собой ищейку. При всей своей трусливости она даст вам знать о приближении волка, и вы не будете застигнуты врасплох.

Леонс согласился, хотя не ожидал большой пользы от ищейки. С двумя собаками он вошел в глубокую лощину, образуемую каменоломнями. Там царили мертвая тишина и неподвижность. Со всех сторон лощину окружали склоны гор, слишком крутые, чтобы по ним можно было взобраться вверх. Полосы снега, местами растаявшего, резко выделялись на темном вереске. Посреди ложбины была лужа, образованная дождевыми потоками; лужа эта замерзла, а лед был слегка припорошен снегом. На этот унылый пейзаж, словно траурное покрывало, было наброшено серое вечернее небо.

Это была своего рода арена, на которой должен был состояться бой между человеком и зверем. Удрать отсюда было невозможно – только выйти победителем или погибнуть.

Леонс медленно продвигался вперед, шаг за шагом, зорко осматривая все вокруг, вслушиваясь в каждый шорох, держа наготове свой тяжелый карабин. Он тщательно всматривался в каждое углубление, каждый куст репейника. Действительно, волк мог внезапно наброситься на него и растерзать, прежде чем охотник успеет заметить его. Временами он останавливался, сдерживая дыхание, собаки бродили вокруг него, но не подавали голоса. Ищейка была особенно беспокойна; она часто возвращалась к хозяину, дрожа всем телом. Тогда Леонс ласково гладил ее, и она снова отправлялась отыскивать след зверя. Другой пес, сильный и храбрый, вел себя более решительно. Чутье Кастора, не такое тонкое, как у ищейки, вынуждало его полагаться на нее в деле розыска следов. Впрочем, следы были совершенно свежи; во многих местах на снегу виднелись широкие и глубокие следы, казалось, проложенные минуту назад.

Однако волк не показывался, и если бы стены, окружавшие эту местность, не были бы так высоки и неприступны, можно было бы предположить, что ему удалось через них перескочить. Но это было невозможно. Прыжок на двадцать или тридцать футов в высоту волку не под силу. У этого зверя нет той удивительной эластичности мускулов, которой отличаются пантеры, тигры и другие хищники из семейства кошачьих. Итак, волк, несомненно, находился внутри каменоломни и мог появиться с минуты на минуту, чтобы принять бой.

Более десяти минут Леонс бродил между камней и кустов, вдруг ищейка вернулась к нему более испуганная и дрожащая, чем прежде, у ног хозяина она искала убежища от угрожающей опасности. Бульдог Кастор, напротив, остановился и, вытянув свою сильную шею, на которой был ошейник с торчащими наружу гвоздями, он глухо зарычал. Все это говорило о том, что вблизи находится хищник; но молодой охотник, как ни напрягал зрение, ничего разглядеть не мог.

Наконец ему удалось разгадать позицию грозного неприятеля. В тридцати шагах от него была лужа, на ее краю сухой и пожелтевший тростник сильно колебался. Между стеблями тростника Леонс заметил две неподвижные, блестящие точки, которые даже днем, казалось, светились жутким светом. Ничего больше видно не было, но охотник знал: зверь скрывается в тростнике, готовый, вероятно, кинуться на него, как только он подойдет ближе.

Леонс остановился и медленно приложил карабин к плечу, но не стрелял. Быть может, в эту роковую минуту он вспомнил, что чудовище, находившееся в нескольких шагах от него, убило восемьдесят три человека и тяжело ранило около тридцати, что оно одержало верх над двумя– или тремястами охотниками, которые его преследовали, и что вся Франция была встревожена из-за него. У него сильно забилось сердце, в глазах