Рухсар-бану, замуровали.
Слепой отец, узнав о смерти любимой дочери, стал как помешанный. До конца своих дней он приходил на могилу Рухсар-бану и играл на дутаре печальные мелодии.
Я долго молчал, завороженный поэтической легендой о зодчем, Рухсар-бану и Искендере. «Жаль, что это лишь прекрасная сказка…» — подумал я. И вдруг одна мысль пронзила меня, будто током. Извинившись перед впавшим в задумчивость стариком, я подхватил Айсенем и выскочил из мавзолея. — Что с вами? — еле поспевая за мной, спрашивала удивленная Айсенем. — К Мухтару!.. Мне нужен Мухтар, — только и повторял я. Погруженный в свои мысли, я не заметил, как недоумевающая девушка вырвалась от меня и ушла. Когда я вбежал в коттедж, Мухтар вышел мне навстречу. Его глаза светились радостью, лицо пылало от волнения. Короче сказать, он был похож на птицу, вот-вот готовую взлететь. — Я все знаю! — крикнул я. Мухтар снисходительно сказал: — Ты немного запоздал. Я сам давно жду тебя… Ну ладно, говори: что ты знаешь? — Ты все-таки отыскал саркофаг Рухсар-бану и пытаешься оживить ее, верно? Удивленный Мухтар схватил меня за плечо: — Как ты это узнал? — Легенда, дорогой! Я только что прослушал легенду о Рухсар-бану. И понял смысл сказанных тобою слов: «Если мой эксперимент увенчается успехом, вновь оживут потерянные мелодии». Мухтар засмеялся. — Догадлива твоя голова! Пока никому ничего не говори. — Слово мужчины. Но при условии: ты покажешь мне ее. — Ладно. Только сначала она попьет чаю. Как считаешь, после многовековое голодовки ей хочется пообедать или нет? Я разинул рот: — Действительно она сейчас пьет чай? — Шучу, друг, шучу. Но верь: в ближайшие дни она будет сидеть рядом с тобой и пить тот же чай. — Угу… — сказал я с глупым видом. — Выходит, твой эксперимент завершился блестящей удачей? — Да, да, скептик-историк!
…Войдя в лабораторию, я чувствовал себя не очень важно: в глазах прыгали не то чертики, не то шайтанчики. Короче сказать, от волнения я ничего не видел и не слышал. «Где же Рухсар-бану? Где?..» И тут Мухтар рывком отдернул матовый экран в глубине помещения. Вот теперь у меня по-настоящему отнялся язык: в большой белой ванне под куполом, в голубоватой прозрачной жидкости лежала прекрасная девушка! Были видны мельчайшие черты ее лица. Она была именно такой, как описал ее старик дутарист. У изголовья Рухсар-бану тихо шелестел улиткообразный аппарат. От него к диску на груди девушки шли трубочки — или провода? Не суть важно… А в уста Рухсар-бану был вложен гибкий ввод кислородного прибора. — Ну как? — спросил Мухтар. Звук его голоса вывел меня из транса. — Неужели она жива? — прошептал я. — Почти… Аппарат давно восстановил функции сердца. Кровь уже циркулирует. Ну а сигма-полимер возбудит нервные клетки. Нужно лишь некоторое время. — Сколько?! — закричал я. Мухтар усмехнулся, любуясь моим волнением. — Думаю, реакция продлится не менее трехсот часов. Впрочем, как пойдут… — Он что-то прикинул в уме. — Возможно, пройдет и меньшее время. Главное — электронный контроль процесса! Если «прихватить» больше трехсот часов… Мухтар вдруг умолк на полуслове и метнулся в лабораторию, вернее, в смежную с ней аппаратную. Спустя пять минут вернулся, облегченно переводя дыхание. — У-уф!.. Твои сомнения и меня, было, опутали. Оказывается, ничего не забыл. Все о'кэй! Теперь я должен ввести в курс дела и Айсенем. Ее помощь вскоре нам очень понадобится. Я с нескрываемой завистью смотрел на Мухтара. Его глаза светились огнем скрытой радости, он казался мне волшебником из «Тысячи и одной ночи», которому подвластны и жизнь и смерть. И я подумал: «Разве не стоит ради великого мгновения трудиться всю жизнь?»
Я долго молчал, завороженный поэтической легендой о зодчем, Рухсар-бану и Искендере. «Жаль, что это лишь прекрасная сказка…» — подумал я. И вдруг одна мысль пронзила меня, будто током. Извинившись перед впавшим в задумчивость стариком, я подхватил Айсенем и выскочил из мавзолея. — Что с вами? — еле поспевая за мной, спрашивала удивленная Айсенем. — К Мухтару!.. Мне нужен Мухтар, — только и повторял я. Погруженный в свои мысли, я не заметил, как недоумевающая девушка вырвалась от меня и ушла. Когда я вбежал в коттедж, Мухтар вышел мне навстречу. Его глаза светились радостью, лицо пылало от волнения. Короче сказать, он был похож на птицу, вот-вот готовую взлететь. — Я все знаю! — крикнул я. Мухтар снисходительно сказал: — Ты немного запоздал. Я сам давно жду тебя… Ну ладно, говори: что ты знаешь? — Ты все-таки отыскал саркофаг Рухсар-бану и пытаешься оживить ее, верно? Удивленный Мухтар схватил меня за плечо: — Как ты это узнал? — Легенда, дорогой! Я только что прослушал легенду о Рухсар-бану. И понял смысл сказанных тобою слов: «Если мой эксперимент увенчается успехом, вновь оживут потерянные мелодии». Мухтар засмеялся. — Догадлива твоя голова! Пока никому ничего не говори. — Слово мужчины. Но при условии: ты покажешь мне ее. — Ладно. Только сначала она попьет чаю. Как считаешь, после многовековое голодовки ей хочется пообедать или нет? Я разинул рот: — Действительно она сейчас пьет чай? — Шучу, друг, шучу. Но верь: в ближайшие дни она будет сидеть рядом с тобой и пить тот же чай. — Угу… — сказал я с глупым видом. — Выходит, твой эксперимент завершился блестящей удачей? — Да, да, скептик-историк!
…Войдя в лабораторию, я чувствовал себя не очень важно: в глазах прыгали не то чертики, не то шайтанчики. Короче сказать, от волнения я ничего не видел и не слышал. «Где же Рухсар-бану? Где?..» И тут Мухтар рывком отдернул матовый экран в глубине помещения. Вот теперь у меня по-настоящему отнялся язык: в большой белой ванне под куполом, в голубоватой прозрачной жидкости лежала прекрасная девушка! Были видны мельчайшие черты ее лица. Она была именно такой, как описал ее старик дутарист. У изголовья Рухсар-бану тихо шелестел улиткообразный аппарат. От него к диску на груди девушки шли трубочки — или провода? Не суть важно… А в уста Рухсар-бану был вложен гибкий ввод кислородного прибора. — Ну как? — спросил Мухтар. Звук его голоса вывел меня из транса. — Неужели она жива? — прошептал я. — Почти… Аппарат давно восстановил функции сердца. Кровь уже циркулирует. Ну а сигма-полимер возбудит нервные клетки. Нужно лишь некоторое время. — Сколько?! — закричал я. Мухтар усмехнулся, любуясь моим волнением. — Думаю, реакция продлится не менее трехсот часов. Впрочем, как пойдут… — Он что-то прикинул в уме. — Возможно, пройдет и меньшее время. Главное — электронный контроль процесса! Если «прихватить» больше трехсот часов… Мухтар вдруг умолк на полуслове и метнулся в лабораторию, вернее, в смежную с ней аппаратную. Спустя пять минут вернулся, облегченно переводя дыхание. — У-уф!.. Твои сомнения и меня, было, опутали. Оказывается, ничего не забыл. Все о'кэй! Теперь я должен ввести в курс дела и Айсенем. Ее помощь вскоре нам очень понадобится. Я с нескрываемой завистью смотрел на Мухтара. Его глаза светились огнем скрытой радости, он казался мне волшебником из «Тысячи и одной ночи», которому подвластны и жизнь и смерть. И я подумал: «Разве не стоит ради великого мгновения трудиться всю жизнь?»
Перевод с туркменского А. Колпакова