двух скрещенных костей. Грозя саблями, гусары велели Устину слезать с коня. И пропал солдат Хрущев до конца войны.

Долго думал Устин. Долго еще говорила старуха о живых и мертвых, о невзгодах и бедах, что принесла война, и что слез не хватает омыть людское горе, — так оно велико.

Устину вспомнился старинный обычай на Кубани. Перед боевым походом каждый казак, покидая станицу, насыпал по шапке земли на старый курган. Оставшиеся в живых, вернувшись домой, насыпали по шапке земли на второй курган. И чем дольше были походы и кровопролитнее битвы, тем быстрее рос первый курган и совсем сиротливо выглядел другой.

И стоят у станиц седые курганы в степном безмолвии — немые свидетели жестоких походов...

Но никогда так не пустели деревни, села и города, никогда не терпели таких потерь в людях, как в эту войну. Словно огненный смерч пронесся над цветущей землей, вырвал с корнями и разметал могучие дубы, смял и обуглил зеленые рощи, испепелил плодоносящие сады, высушил и засыпал родники.

^! .. .Солнце покинуло двор и перебралось за крышу. Окна покрылись изморозью.

От истопленной печи веет теплом, на столе дымится картофель, на белом рушнике нарезан хлеб, стоит миска с капустой и огурцами.

— Устюш, поешь, сынок, да ложись на печь... намаялся, поди, с дороги.

Устин вскочил, потянулся и смеясь заметил:

— А я, кажись, задремал. Ну давай, мать, будем есть.

Он взял хлеб, отломил-кусок, и пристально взглянув на мать, спросил осторожно:

— Ну... а Наташа как... жива ли?

— Да кабыть я тебе уже сказывала, Устюша. Живет, дай бог ей здоровья, не худо. Летось...

— А Пашкова? .. — перебил Устин, волнуясь и желая отодвинуть последующие сообщения о Наташе.

— Это ж какая Пашкова?

— Да мать Митяя, дружка моего.

— И про него я тебе давеча сказывала, Устюша.

— Про кого? — удивился Устин.

— Да про него ж, про Митяя. Мать его померла, а он летось вернулся живой и здоровый.

— Ты погоди, погоди, мать, — зашептал Устин, схватив старуху за руки, — ты что-то путаешь. Я тебе про Митяеву матерю... Митяй-то Пашков убитый!..

— Господи!.. Да ты что, Устюша, — махнула старуха рукой, — живой он, аль я Митяя не знаю, Пашкова, сына Афиногена Тимофеевича? ..

— Ну-у, мать, — Устин развел руками, — ты такое говоришь, что мне не верится. Да ты знаешь, мать... — и он рассказал ей о той страшной битве, в которой погиб Митяй,

•— Знать, судьба вам с Митяем другая, — заключила старуха.

— Скажи ж ты!.. Вот ведь как обернулось. Судьба. .. да-а, видно, так. А где он? Мне поглядеть бы на него своими глазами. Ты позови его, мать. Какой он теперь с лица? Поди, и не признаем друг друга.

— Признаете, не век прожито... А вот ранение-то у него было большое. Это, стало быть, когда палашом его вдарили. Наташа сказывает...

«А при чем тут Наташа!» — подумал Устин, и вдруг догадка острым ножом полоснула по сердцу. Упавшим голосом спросил:

— А мне и невдомек... Так Наташа что ж, Митяева жена?..

— Ну да. Я давеча про нее >и про Митяя тебе будто сказывала. Летось он пришел, а после покрова они обвенчались.

— Та-ак, — с горечью вздохнул Устин и нервно забарабанил по столу пальцами.

Наступило тягостное молчание. Старуха оделась, нерешительно остановилась у 'двери. Она понимала, кем была для сына Наташа, и не знала, утешать ей Устина или оставить его наедине с думами.

— Ты, мать, ступай, — проговорил Устин, расстегивая и застегивая воротник рубашки. Потом грустно добавил: — Наташа пусть зайдет... если захочет. Ее-то я не видел бог весть сколько.

Старуха ничего не ответила, запахнула серенький армянок и торопливо вышла на улицу.

То, что Наташа могла выйти замуж, Устин допускал. Неожиданная весть о том, что его близкий друг, однополчанин Митяй, которого он считал убитым, жив и вернулся домой, радостно поразила его. Судьба словно вознаграждала его за жизненные невзгоды, за скитания на чужбине и возвращала ему, как дар, отнятое и утраченное: друга и братскую любовь. Но что этому человеку, знавшему все заветное и тайное между Наташей и Устином, стала принадлежать любимая Устином черноглазая девушка, — он не мог даже представить. Устин прошелся по горнице-и горько усмехнулся.

«И ведь сбылось то, чего и во сне не увидишь», — прошептал Устин, прислонившись к обмерзшему окну. Ехал он домой, думал о Наташе, втайне надеялся на счастье. Не ведая о ней ничего, он все же многого ожидал от встречи, а- теперь...

Так схлестнулась радость с нерадостью.

Сообщение о том, что Устин Хрущев жив, здоров и возвратился домой, вызвало у Митяя с Наташей смешанные и беспорядочные чувства. Новость была настолько неожиданной, что Наташа, всплеснув руками, перекрестилась на икону, а Митяй вскочил со скамьи и с тревогой в голосе спросил:

— Тетка Агафья, ты часом не хворая? ..

— Нет, родимый... здравая я... Отыскалось мое дите... Счастье-то какое мне припало, ми-илые мои... — она всхлипнула и стала причитать.

— Ну, будет, будет... — ласково остановила Наташа и, сама едва удерживаясь от слез, добавила: — Радоваться надо.

— И то радуюсь, Нйташечка.

Старуха вытерла ладонями глаза и устало опустилась на скамью.

— Нонче я ровно во сне хожу. Никому еще, окромя вас, не сказывала... Не нагляжусь.

Митяй то растерянно, как казалось Наташе, расхаживал по хате, то вдруг, резко свернув, садился против жены и, закинув ногу за ногу, дымил самокруткой. Изредка он вскидывал стриженую голову, щипал коротенькие усы и задумчиво глядел куда-то в сторону, скупо улыбался. Наталья несколько раз беспричинно одергивала кофту, чтобы этим движением скрыть от него свое смущение, а он, понимая ее, старался ничего не замечать.