Литвек - электронная библиотека >> Иван Максимович Ваганов >> Биографии и Мемуары и др. >> Мера мужества >> страница 2
склонилась к столу. Смахнула не вовремя набежавшую слезу и еще старательнее принялась писать:

«Уважаемый товарищ начальник штаба, в настоящее время я просто погибаю, не знаю, мой сын жив или нет. Товарищ начальник, я вас прошу, успокойте мое сердце. Жив мой сын или нет? Сын мой Лаптев Григорий Михайлович — Челябинской области, станция Бакал, село Рудничное, Ленина, 15.

7 декабря 1939 года. Остаюсь Лаптева Олена».
В то время, когда писала письмо убитая горем мать, советские войска вели бои с финской белогвардейщиной. На одном из участков Карельского перешейка воевал и комсомолец Лаптев. Погода там была под стать той, которая свирепствовала и на Урале. Густые, нависшие над лесом облака медленно плыли, почти касаясь заиндевелых сосен. Мела поземка. Громко насвистывал налетавший с Ладоги ветер. Резкий, колючий, пронизывающий до костей, он обжигал обветренные лица идущих по лесу бойцов. Ледяная крупа не только безжалостно секла лицо, но и ослепляла, набивалась за воротник, и студеные струйки проползали по шее.

Подойдя к кромке леса, бойцы остановились. От них отделился молодой коренастый офицер. Замаскировавшись в тальнике, он прижал к глазам бинокль.

За редколесьем, километрах в пяти, едва просматривались открытая местность, дорога, полуразрушенные постройки, овраг и окраина поселка. Все было как обычно, как в мирное время.

Шумел сосняк. Раскинулась большая заснеженная поляна, с редкими, продрогшими на ветру березками, с развалившимся стожком сена и будто нарочно разбросанными там и сям приземистыми кустами тальника. На восточной окраине поляны, из черневшего молодого сосняка, высовывались длинные стволы дальнобойных орудий. Возле пушек суетились бойцы: одни подносили снаряды, другие проверяли механизмы, третьи орудовали лопатами, отгребая снег.

Офицер кивнул стоящим за спиной солдатам, взмахнул лыжными палками, как птица крыльями, и стремительно понесся вперед. Вслед за ним, по проложенной лыжне, остальные. У землянки артиллеристов лыжники притормозили.

— Привет пушкарям, — сверкнув белозубой улыбкой, крикнул офицер.

— Вас тем же концом, — отозвался командир огневого взвода Сидоров. — Куда путь держите?

— Во второй дивизион.

— Жмите по лесу. На поляну не выходите. Финские кукушки стреляют.

— Знаем, — отозвался офицер и заспешил.

Сидоров посмотрел вслед лыжникам и шагнул к плотному, широкоплечему, обросшему рыжей щетиной бойцу, возившемуся у пушки.

— Ну как дела, товарищ Лаптев? Все ли в порядке?

— В порядке, товарищ младший лейтенант. Механизмы работают, как часы. Орудие к бою готово. Вон и гостинцы для финнов подготовлены, — Лаптев показал на прикрытую брезентом пирамидку снарядов.

Сидоров откинул уголок брезента и улыбнулся. Потом осмотрел орудие, проверил работу механизмов и довольный ушел к другой пушке.

В это время донеслись раскаты орудийного грома. Гулкое эхо пролетело по вершинам деревьев. Слился воедино гул многих выстрелов. Это соседний дивизион посылал врагу утренние гостинцы.

Артиллерия противника обычно тут же открывала ответный огонь, но в это утро молчала. Передовая врага словно вымерла. Не искушенные в боевых делах бойцы и офицеры могли бы подумать, что наши пушки подавили их огневые точки. Но фронтовики уже знали повадки врага. Молчит он потому, что старается точно засечь наши пушки и накрыть их мощным огнем дальнобоек или разгромить подвижным лыжным десантом. Зная это, командиры полков, дивизионов, рот и батарей еще бдительнее, еще зорче повели наблюдение.

Лаптев вдруг почувствовал, что сильно продрог, и решил было пойти в землянку погреться. Но в это время из штаба дивизиона на КП батареи пришел приказ — всем находиться у орудий, быть готовым к открытию огня и усилить бдительность: из расположений пехоты поступило донесение, что ночью сквозь наши боевые порядки просочился крупный отряд противника.

Номера быстро заняли свои места у орудий, группы усиленного боевого охранения направились на фланги, а вскоре с правого фланга сообщили, что появились люди в маскировочных халатах. На окрик часовых они ответили стрельбой.

Услышав перестрелку, младший лейтенант Сидоров с несколькими бойцами из взвода прикрытия побежал туда.

Крупный десант, полукольцом охватывая батарею, быстро приближался. Ружейная и пулеметная перестрелка нарастала. Пули вразнобой ударяли в стальные щиты пушек, свистели над головами артиллеристов. Фонтанчики снежной пыли прыгали вокруг пушек.

На противоположной стороне поляны показались финские лыжники. На батарею обрушился свинцовый ливень.

Артиллеристы взялись за карабины и, заняв круговую оборону, повели прицельный огонь.

Молчаливо глядели вверх мощные пушки. Теперь они были бесполезны.

— Надо пушки взорвать и отходить, — дрожащим голосом произнес кто-то.

— Взорвать всегда успеем. Надо им дать по кумполу, а ты — взорвать, — раздался сердитый голос оружейного мастера Пулькина.

— А я говорю, надо взорвать. Вон они как ползут. Далеко ли тут? Метров сто не наберется. Бросятся в атаку, прикончат нас и пушки заберут, — послышался тот же, но уже более решительный голос.

— Правильно, нечего ждать, взрывать надо. — Заряжающий первого орудия метнулся к пушке. Но в это время из зарослей молодого сосняка выскочил командир батареи старший лейтенант Маргулис. Подбежав к первому орудию, он громко подал команду:

— По белофиннам прямой наводкой!

Жерла пушек быстро опустились вниз, заняв параллельное положение с землей. Потом вытянулись по поляне, как срубленные деревья. Послышался скрежет металла, резкий звенящий щелчок и голос наводчика Лаптева:

— Второе орудие к бою готово!

— Огонь! — старший лейтенант взмахнул рукой и резко рубанул ею воздух.

Из ствола лаптевской пушки тут же вырвался снаряд и угодил в гущу ползущих врагов. Потом рявкнул второй взрыв, за ним третий, четвертый… десятый. Поредевшая цепь финнов, прекратив огонь, отползла, подставив себя под удар соседних пушек.

На какую-то долю секунды получилась передышка. Наши бойцы воспрянули духом и почувствовали уверенность. Плотнее сомкнули цепи и повели меткий огонь.

Опомнившись от внезапного удара, финны быстро перегруппировались и открыли ураганный огонь. Замолчало одно наше орудие, потом второе… Пушка Лаптева оказалась под самым жестоким обстрелом. Один за другим выбывали номера расчета. Вот как-то неестественно взмахнул руками и упал навзничь подносчик снарядов, сунулся вперед головой прави́льный. Оставляя на