резко упал, и простодушный римский «счастливчик», добывший статую, оказался перед перспективой остаться навсегда собственником мраморного кумира, голодать, любуясь на его великолепие. Так не лучше ли продать находку из-под полы, хотя бы и подешевле, если найдется сумасброд или ловкач, который надеется похитить каменную сабинянку под носом у таможенников папы?
Кологривов связался с продавцом, и в марте 1719 года от него в Петербург полетело) письмо:
«На сих днях купил я статую марморовую Венуса, старинная, найдена с месяц; как могу, хоронюся от известного охотника и скультору вверил починку ее; не разнит ничем от Флоренской славной (Кологривов подразумевает знаменитую «Венеру Медичи». — Авт.), но еще лучше тем, что сия — целая, а Флоренская изломана во многих местах; у незнаемых людей попалась, и ради того заплатил я за нее сто девяносто шесть ефимков, а как бы купить иначе, скультор говорит — тысяч десять и более стоит; только за то опасаюсь — о выпуске, однако уже она Вашего Величества и ещё будет починки кругом ее месяца на два...»
Вот, по-видимому, все и хорошо... Хорошо, да не совсем!
Кологривов недаром «опасался о выпуске, о разрешении на вывоз статуи за границу, Климент XI оказался упрямым человеком. Он твердо стоял на своем, не желая сделать исключение даже для государя, бывшего в те дни притчей во языцех всей Европы: закон есть закон! Северный монарх купил статую? Что же, пусть владеет ею здесь, на месте; вывозить ее за рубеж нельзя!
Плохо, очень плохо! Но и на этот раз хитрец Кологривов имел основание пробурчать себе под нос: «Плохо, да не горазд!»
Теперь уже трудно установить, самому ли капитану, или кому-либо из более опытных дипломатов русского посольства при папском дворце пришла в голову эта мысль, но надо признать — задача была решена гениально.
В те годы русские только что овладели Прибалтикой.
В столице Эстляндии Ревеле, в пригородном монастыре, они нашли обретавшуюся там в жалком забвении славную католическую святыню — мощи святой Бригитты, «просветительницы эстов», как ее именовал Рим.
Забвение это не было случайным: эсты уже с XVI века стали лютеранами, а лютеране не чтут святых. Монастырь пришел в упадок, монахи разбежались. Что же касается русской церкви, то ей до чужих святынь и вообще никакого дела не было: мощи Бригитты оказались просто «бесхозными». О них забыли все, но о них-то и вспомнил теперь кто-то из русского посольства в Риме.
И вот по «святому городу» поползли невесть откуда идущие слухи: его Апостолическое Святейшество папа Климент в своем неусыпном рвении, в постоянных заботах о славе и почестях, какие приличествует оказывать мученикам и блаженным давних дней, тяжко скорбит о горестной судьбе мощей Бригитты. За нетленные останки благочестивой супруги Альфо Шведского он готов заплатить любую цену и перевезти их в Рим. Однако царь московитов не идет ни на какие предложения. Царь далеко не благочестив, и единственное, на что он согласен, это обмен: он готов уступить бесценную для верующих реликвию, если в обмен на нее получит мерзкое изваяние нагой языческой блудницы, сущей белой дьяволицы соблазна...
Папа призадумался, когда эти слухи достигли его ушей. Его правление далеко не было ни счастливым, ни блестящим.
Он запутался в неудачных международных интригах; при нем римский престол потерял лучшие владения — Сицилию, Сардинию, Парму, Пиаченцу. Да и его страстная любовь к искусству и наукам далеко не у всех фанатиков-католиков вызывала сочувствие: она смахивала на мирскую суетность. И ежели теперь он рискнет предпочесть спасению святых мощей сбережение нечестивого нагого кумира, кто знает, к каким последствиям это приведет?
Папа, конечно, понимал, что статуя представляет собой огромную ценность, а сомнительная кучка ветхих тряпочек и неведомого праха, именуемая останками Бригитты, не стоит даже и тех денег, которые придется затратить на ее перевозку. Это так. Однако положение создалось весьма деликатное. И глава католиков скрепя сердце вошел в хитро раскинутую перед ним западню: разрешение на вывоз «белой дьяволицы» было дано.
История перевозки в Петербург этой статуи обошла весь мир. Мраморную Венеру поостереглись доверить случайностям морского плавания, она отправилась посуху. Местами ее везли в люльке, прикрепленной постромками к нескольким лошадям. По горным тропам несли на руках. Перед нею скакали нарочные, исправляя дороги, настилая мосты. Через Северную Италию, через горы Тироля, по пуштам[4] Венгрии, по веселым полям Австрии, через Польшу, Белоруссию, Смоленщину и Псковщину двигался невиданный кортеж. Темные слухи бежали по деревням. Бородатые псковичи в ужасе крестились и отплевывались: царь совсем отступился от веры! «Везут в Петербург с такой честью, как и пресвятую богородицу не возят, богохульную нагую девку! Наступают последние времена!» И все же статуя благополучно прибыла на место. Очень довольный Петр установил ее в Летнем саду на всеобщее обозрение и на великий конфуз. Молодые дебошаны пялили глаза на соблазнительное диво, старые раскольники рвались пострадать за веру — сокрушить каменный срам. Чуть было не приключилось царской воли ослушания и воровских дел: «подлые людишки» ладили тот кумир разбить. Но обошлось. Теперь вы можете видеть эту прекрасную статую там, где ей и надлежит быть, — в одном из залов ленинградского Эрмитажа. Она попала, наконец, в музей, где хранятся сокровища искусствоведения и археологии. Но к тому времени, как это случилось, археология уже вышла из своего младенчества. Во второй половине XIX века эта наука переживала свою бурную юность. Много замечательных людей пестовало ее до совершеннолетия, и едва ли не самым замечательным из них был, конечно, Генрих Шлиман.
История перевозки в Петербург этой статуи обошла весь мир. Мраморную Венеру поостереглись доверить случайностям морского плавания, она отправилась посуху. Местами ее везли в люльке, прикрепленной постромками к нескольким лошадям. По горным тропам несли на руках. Перед нею скакали нарочные, исправляя дороги, настилая мосты. Через Северную Италию, через горы Тироля, по пуштам[4] Венгрии, по веселым полям Австрии, через Польшу, Белоруссию, Смоленщину и Псковщину двигался невиданный кортеж. Темные слухи бежали по деревням. Бородатые псковичи в ужасе крестились и отплевывались: царь совсем отступился от веры! «Везут в Петербург с такой честью, как и пресвятую богородицу не возят, богохульную нагую девку! Наступают последние времена!» И все же статуя благополучно прибыла на место. Очень довольный Петр установил ее в Летнем саду на всеобщее обозрение и на великий конфуз. Молодые дебошаны пялили глаза на соблазнительное диво, старые раскольники рвались пострадать за веру — сокрушить каменный срам. Чуть было не приключилось царской воли ослушания и воровских дел: «подлые людишки» ладили тот кумир разбить. Но обошлось. Теперь вы можете видеть эту прекрасную статую там, где ей и надлежит быть, — в одном из залов ленинградского Эрмитажа. Она попала, наконец, в музей, где хранятся сокровища искусствоведения и археологии. Но к тому времени, как это случилось, археология уже вышла из своего младенчества. Во второй половине XIX века эта наука переживала свою бурную юность. Много замечательных людей пестовало ее до совершеннолетия, и едва ли не самым замечательным из них был, конечно, Генрих Шлиман.
ПОСЛЕДНИЙ ТРОЯНЕЦ