своего родича, а Олег и Ленька, запыхавшись, с трудом переводя дыхание, прибежали к тому месту, где два месяца назад оставили «Нырок».

Знакомый берег, ржавая стена камыша и серая, под иссохшей травой, спина «Нырка»… Все сохранилось. «Нырок» все так же лежал вверх дном, под ним ведро, сковородка, кружка — садись и плыви. Но плыть не хотелось. Олег и Ленька стояли в раздумье. Как быть с «Нырком»? Оставить или увезти? Но разве такой сердитый шофер согласится взять? У обоих на сердце было и радостно и грустно. Они точно встретились сами с собой, со своим недавним прошлым и не знали, что сказать.

— Лень, посмотри на Егорлык, — первым нарушил молчание Олег. — Видишь, там, на берегу, сидят ребятишки? Скучают, потому что у них нет лодки. Они еще малыши, и лодка им очень нужна, а нам она уже без всякой надобности. Мы хорошо на ней поплавали, хватит! Пусть те малыши возьмут «Нырок», и пусть они плавают. И имущество наше тоже им достанется. Пригодится.

Леньку не надо было уговаривать. Он все понимал и утвердительно кивал головой. И тогда два друга опрокинули лодку, положили в нее сковородку, ведро и, не сговариваясь, толкнули в воду. Лодка легла высохшим плоским животом на волну и, покачиваясь, уплыла. Егорлык уносил ее вниз по течению, а Олегу и Леньке казалось, что это не лодка уплывала по реке, а частица их жизни отделилась от них, и ее уносило куда-то далеко-далеко и безвозвратно.

1957