Василий Иванович прочел записку раз, другой, вяло прошелся по комнате.
- Что я наделал, что я наделал! - повторял он, уставившись в угол пустыми, ничего не видящими глазами. Сейчас он был похож на безумца, который, ослепленный ревностью, убил то, что любил, что для него было дороже собственной жизни.
- Что я наделал! Это невозможно, - шептал Василий Иванович.
И вдруг, как луч света, осенила надежда - еще не все потеряно. Он сейчас же разыщет Надю, детей, вернет их в дом. Он вскочил с кресла, обрадованный этим решением, схватил с вешалки пальто и долго не мог найти рукав. В это время в гостиной скрипнула дверь.
- Надя! - воскликнул Василий Иванович и бросился к двери. В соседней комнате стояла Валентина.
- Валентина?! - только и мог выговорить он.
- Милый, я все знаю. Ради бога успокойся. Ты, конечно, удивлен, что я пришла. Но как я могла поступить иначе? Тебе очень тяжело. Я понимаю тебя, - мягко и вкрадчиво сказала она, и на глазах у нее заблестели слезы. На лице ее было столько искреннего страдания, любви, преданности.
- Зачем ты пришла сюда? - сурово спросил Василий Иванович.
Она приблизилась к нему, провела душистыми ладонями по его лицу, грустно улыбнулась сквозь слезы кроткой, почти детской улыбкой.
- Милый, хороший! Я все понимаю. Я предвидела это и отговаривала тебя от этого шага. Но ты сам настаивал. И вот я пришла к тебе, чтобы сказать… - Валентина помолчала, вынула из сумочки платочек, вытерла слезы. - Милый, не надо этого. Нам лучше расстаться. Я не просила этой жертвы…
Василий Иванович молча смотрел на нее - потерянный, расслабленный, безвольный.
- Знаю, тебе будет нелегко… О себе я не стану говорить, - Валентина судорожно глотнула воздух, снова поднесла платочек к глазам.- Что ж, видно, наша судьба такая.
Василию Ивановичу вдруг стало не по себе. Ради нее он потерял семью, и теперь она пришла предупредить, что уезжает, оставив его у разбитого корыта.
В легком пальто канареечного цвета и в скромной шляпке Валентина была очень хороша. Такой он встретил ее в вагоне. И Василию Ивановичу теперь стало страшно от мысли, что он может навсегда потерять ее. Сейчас, когда у него ничего не осталось в жизни, - это было немыслимо. Она улыбнулась ему такой улыбкой, от которой на душе становится радостно и легко, как в день весны, когда улыбается природа, и на сердце бывает светло и немного грустно.
- Валя, неужели ты оставишь меня… сейчас?… - спросил Василий Иванович, не отрывая глаз от ее лица.
- Еще не поздно вернуть семью. И ты это сделаешь, если хоть немножко любишь меня и уважаешь себя, - ответила она, теребя кружево платочка. - Пойми, я не могу эту жертву принять на свою совесть, - сказала Валентина. Провела рукой по его растрепанным волосам. Он взял ее руку, поднес к губам.- Мы оба несчастны, - вздохнула она.
- У меня теперь нет семьи. Нет у меня ничего, кроме тоски и отчаяния, - подавленно проговорил Василий Иванович.
КРУШЕНИЕ
Иван Данилович возбужденно ходил по комнате, размахивая руками, гневно бросая слова:
- Позор! Перед людьми стыдно за такого сына! Нет у меня сына…
- Отец, что ты говоришь! Сын он нам, родная кровинка, - упрекала его Ефросинья Петровна, часто сморкаясь в фартук.
- Вырастила на свою голову! - бушевал старик.
Надя сидела у стола с бледным заплаканным лицом. Она уже не рада была, что зашла к старикам и рассказала им о том, что позавчера произошло у них в доме.
- Позор и стыд! - гремел Иван Данилович. - Отвернуться от жены и детей из-за какой-то вертихвостки…
- Я сама ушла от него. Я не могла дальше… Обо мне не беспокойтесь, проживу с детьми. Пойду снова на завод.
- Где ты, дочка, остановилась? - спросил Иван Данилович.
- У подруги.
- Это почему же у подруги? Твой дом - вот он, - Иван Данилович обвел руками комнаты.
- Тяжело мне будет у вас. Здесь все будет напоминать…
- Эк, испугалась чего! Или нам твои детишки не родные внуки, или ты чужая для нас? А его, стервеца, выбрось из головы! Слышишь?!
Ефросинья Петровна молча плакала, спрятав лицо в фартук. Надя подошла к свекрови, обняла ее за плечи.
- Не надо, мама. Может, он образумится еще,- сказала она и подумала: «Не погорячилась ли?» Вспомнила совет Даши: не торопить события, не делать поспешных выводов… Но она не могла дальше так жить.
- Чтобы и ноги его не было в нашем доме! - крикнул Иван Данилович. - Ну-ка, пойдем за детишками.
Надя на минуту заколебалась. Она не имела в виду переходить с детьми к свекру. Здесь каждая вещь будет воскрешать в памяти пережитое. Но, с другой стороны, Надя надеялась, что Василий не оставит еe и детей, переболеет и вернется к ним.
Иван Данилович взял ее за руку.
- Пошли!
Ефросинья Петровна отерла фартуком мокрое от слез лицо, переоделась и направилась к сыну, чтобы образумить его, помирить с Надей. Квартира Василия оказалась запертой. На стук из двери соседней квартиры вышла пожилая женщина.
- Вы к Василию Ивановичу? - спросила она.
- Где он, голубушка, сынок мой? - жалостливо спросила Ефросинья Петровна, готовая опять расплакаться.
Женщина посмотрела на нее участливо.
- Нету его. Нету. Еще вчера уехал… Погрузил чемоданы и уехал, - сказала соседка.
- Куда же он от жены, детишек? - упавшим голосом проговорила Ефросинья Петровна. Слезы потекли по ее морщинистому лицу.
- Бог его знает куда. Взял и уехал. Просил передать Надежде Владимировне ключи от квартиры. Письмо ей оставил. Сейчас принесу.
- Господи, что творится на белом свете. От законной жены, от деточек своих, от родителей уехать куда-то…- сказала Ефросинья Петровна.
Шла Ефросинья Петровна домой, не видя от слез дороги. Едва передвигая ноги, переступила порог. Навстречу ей бросились внуки.
- Бабушка, а мы теперь будем у вас жить! - радостно кричал Вовка. - Мы к вам теперь уже насовсем.
- Правда, бабушка, насовсем! - вторила Наташа. Они терлись у ног старухи, как котята. Ефросинья Петровна вздохнула:
- Бедные