от волнения голосом.
– Ну?
– Что – «ну»?
– Я, конечно, всю жизнь мечтала понаблюдать, как Белая Сестра раздевается у меня на глазах, но мне все-таки хотелось бы узнать, нашла ли ты…
Шев вытащила сверток и швырнула Карколф, которая ловко поймала его.
– Я знала, что могу на тебя положиться. – Карколф ощущала легкое головокружение от облегчения, не говоря уже о некотором зуде желания. Опасные женщины всегда были ее слабостью. Проклятье! Она в самом деле превращается в своего отца. – Ты не ошиблась, – ответила Шев, опускаясь в кресло, из которого не так давно выпрыгнула напуганная Карколф. – Это Помбрайн. – Черт! Я знала это! Слизняк! Как тяжело найти в наши дни качественную подставу! – Ты не можешь доверять никому. – Но приходится. Ничего страшного, правда? – Карколф приподняла рубашку, как никогда тщательно засовывая сверток под верхний из ее двух денежных поясов. Настал черед Шев подсматривать, притворяясь, будто ей гораздо интереснее налить себе бокал вина. – А что там? – спросила она. – Будет безопаснее, если я промолчу. – То есть ты сама не знаешь. – Мне приказано не проявлять любопытства, – вынужденно признала Карколф. – А тебе даже никогда не хотелось? Я хочу сказать, что чем настойчивее мне что-то запрещают, тем сильнее мне хочется. – Шев подалась вперед, ее темные глаза завораживающе мерцали, на долю мгновения в голове Карколф возник образ, как они вдвоем катаются по ковру, хохоча и разрывая вместе сверток. Потребовалось усилие, чтобы отогнать его. – Вор может задаваться таким вопросом. Курьер не может. – А может он чуть меньше выпендриваться? – Потребуется усилие. – Ну, это же твой сверток. – Шев отхлебнула вина. – Мне так кажется. – Нет. В том-то и дело, что нет. – Мне кажется, ты больше нравилась бы мне преступницей. – Враки. Просто ты смакуешь возможность толкнуть меня на скользкий путь. – Верно. – Шев хитро выкрутилась на стуле таким образом, что ее длинные, загорелые ноги выскользнули из разреза юбки. – Почему бы тебе не остаться ненадолго? – Ее ступня скользнула вдоль внутренней стороны лодыжки Карколф, поднимаясь все выше и выше. – И ступить на скользкий путь. Карколф вздохнула едва ли не с горечью. – Дьявольщина… Я бы с удовольствием. – Порыв страсти поднялся из груди и сжал горло так, что на краткий миг она почти задохнулась. Желание запустить свертком в окно, присесть рядом, взять ладонь Шев в свои, говорить о всяких глупостях, о которых она молчала с тех пор, как перестала быть подростком. На очень краткий миг. Потом она стала прежней Карколф, резко отступила, и ступня Шев соскользнула на половицу. – Ты же знаешь о моей работе. Надо ловить ветер. Она схватила новый плащ и повернулась, накидывая его на плечи достаточно долго, чтобы ни малейшего намека на слезы не осталось на ресницах. – Ты должна отдохнуть от работы. – Я говорю себе это после каждого задания, а когда заканчиваю работу, то становлюсь… какой-то дерганой. – Карколф вздохнула, застегивая пуговицы. – Я не создана сидеть на одном месте. – Ха! – Давай, ты не будешь притворяться, что слеплена из другого теста. – Давай, не будем. Я подумываю – не отправиться ли в Адую? Или, может, вернуться на юг? – Мне хотелось бы, чтобы ты осталась, – только и смогла сказать Карколф голосом нарочито беззаботным. – Когда я вернусь, кто будет вытаскивать меня из заварушек? Ты – единственный человек в этом городе, которому я доверяю. – Совершеннейшая ложь, конечно. Она не доверяла Шев ни на волосок. Хороший курьер не доверяет никому, а Карколф была лучшим из лучших. Но все-таки ложь в этом случае была гораздо приятнее, чем правда. Она видела улыбку Шев и знала, что та обо всем догадывается. – Как мило… – Воровка решительно перехватила запястье вознамерившейся уйти Карколф. – А мои деньги? – Ой, какая я глупая! – Карколф вручила ей кошелек. – А остальные? – поинтересовалась Шев, даже не заглядывая внутрь. Карколф снова вздохнула и бросила на кровать второй кошелек. Мягко блеснули рассыпавшиеся по белой простыне золотые монеты. – Ты бы обиделась, если бы я не попыталась. – Я так тронута, что ты бережешь мои нежные чувства. Смею заметить, что буду рада видеть тебя здесь опять. Когда? – спросила она, когда курьер взялась за засов. – Я буду считать мгновения. Ей как никогда хотелось получить прощальный поцелуй, но Карколф не была уверена, что ей хватит решимости начать первой. Поэтому послала воздушный поцелуй и захлопнула за собой дверь. Стремительно пересекла затененный двор и выскочила через крепкие ворота на улицу, надеясь, что успеет выиграть время, пока Шев не рассмотрит должным образом монеты из первого кошелька. Возможно, поступок, достойный наказания свыше, но сделать это стоило только лишь для того, чтобы увидеть ее лицо. Проклятый день закончился, но нельзя исключать, что он мог быть и гораздо хуже. У Карколф оставалось достаточно времени, чтобы подняться на борт корабля, а там можно и ветер ловить. Она накинула капюшон и, морщась от боли и в недавно зашитом порезе, и в непонятно откуда взявшейся язвочке, и потертостях от дурацкого шва, зашагала сквозь туманную ночь. Ни слишком быстро и ни слишком медленно, а так, чтобы стать полностью незаметной. Дьявольщина, как же она ненавидела Сипани.
– Я знала, что могу на тебя положиться. – Карколф ощущала легкое головокружение от облегчения, не говоря уже о некотором зуде желания. Опасные женщины всегда были ее слабостью. Проклятье! Она в самом деле превращается в своего отца. – Ты не ошиблась, – ответила Шев, опускаясь в кресло, из которого не так давно выпрыгнула напуганная Карколф. – Это Помбрайн. – Черт! Я знала это! Слизняк! Как тяжело найти в наши дни качественную подставу! – Ты не можешь доверять никому. – Но приходится. Ничего страшного, правда? – Карколф приподняла рубашку, как никогда тщательно засовывая сверток под верхний из ее двух денежных поясов. Настал черед Шев подсматривать, притворяясь, будто ей гораздо интереснее налить себе бокал вина. – А что там? – спросила она. – Будет безопаснее, если я промолчу. – То есть ты сама не знаешь. – Мне приказано не проявлять любопытства, – вынужденно признала Карколф. – А тебе даже никогда не хотелось? Я хочу сказать, что чем настойчивее мне что-то запрещают, тем сильнее мне хочется. – Шев подалась вперед, ее темные глаза завораживающе мерцали, на долю мгновения в голове Карколф возник образ, как они вдвоем катаются по ковру, хохоча и разрывая вместе сверток. Потребовалось усилие, чтобы отогнать его. – Вор может задаваться таким вопросом. Курьер не может. – А может он чуть меньше выпендриваться? – Потребуется усилие. – Ну, это же твой сверток. – Шев отхлебнула вина. – Мне так кажется. – Нет. В том-то и дело, что нет. – Мне кажется, ты больше нравилась бы мне преступницей. – Враки. Просто ты смакуешь возможность толкнуть меня на скользкий путь. – Верно. – Шев хитро выкрутилась на стуле таким образом, что ее длинные, загорелые ноги выскользнули из разреза юбки. – Почему бы тебе не остаться ненадолго? – Ее ступня скользнула вдоль внутренней стороны лодыжки Карколф, поднимаясь все выше и выше. – И ступить на скользкий путь. Карколф вздохнула едва ли не с горечью. – Дьявольщина… Я бы с удовольствием. – Порыв страсти поднялся из груди и сжал горло так, что на краткий миг она почти задохнулась. Желание запустить свертком в окно, присесть рядом, взять ладонь Шев в свои, говорить о всяких глупостях, о которых она молчала с тех пор, как перестала быть подростком. На очень краткий миг. Потом она стала прежней Карколф, резко отступила, и ступня Шев соскользнула на половицу. – Ты же знаешь о моей работе. Надо ловить ветер. Она схватила новый плащ и повернулась, накидывая его на плечи достаточно долго, чтобы ни малейшего намека на слезы не осталось на ресницах. – Ты должна отдохнуть от работы. – Я говорю себе это после каждого задания, а когда заканчиваю работу, то становлюсь… какой-то дерганой. – Карколф вздохнула, застегивая пуговицы. – Я не создана сидеть на одном месте. – Ха! – Давай, ты не будешь притворяться, что слеплена из другого теста. – Давай, не будем. Я подумываю – не отправиться ли в Адую? Или, может, вернуться на юг? – Мне хотелось бы, чтобы ты осталась, – только и смогла сказать Карколф голосом нарочито беззаботным. – Когда я вернусь, кто будет вытаскивать меня из заварушек? Ты – единственный человек в этом городе, которому я доверяю. – Совершеннейшая ложь, конечно. Она не доверяла Шев ни на волосок. Хороший курьер не доверяет никому, а Карколф была лучшим из лучших. Но все-таки ложь в этом случае была гораздо приятнее, чем правда. Она видела улыбку Шев и знала, что та обо всем догадывается. – Как мило… – Воровка решительно перехватила запястье вознамерившейся уйти Карколф. – А мои деньги? – Ой, какая я глупая! – Карколф вручила ей кошелек. – А остальные? – поинтересовалась Шев, даже не заглядывая внутрь. Карколф снова вздохнула и бросила на кровать второй кошелек. Мягко блеснули рассыпавшиеся по белой простыне золотые монеты. – Ты бы обиделась, если бы я не попыталась. – Я так тронута, что ты бережешь мои нежные чувства. Смею заметить, что буду рада видеть тебя здесь опять. Когда? – спросила она, когда курьер взялась за засов. – Я буду считать мгновения. Ей как никогда хотелось получить прощальный поцелуй, но Карколф не была уверена, что ей хватит решимости начать первой. Поэтому послала воздушный поцелуй и захлопнула за собой дверь. Стремительно пересекла затененный двор и выскочила через крепкие ворота на улицу, надеясь, что успеет выиграть время, пока Шев не рассмотрит должным образом монеты из первого кошелька. Возможно, поступок, достойный наказания свыше, но сделать это стоило только лишь для того, чтобы увидеть ее лицо. Проклятый день закончился, но нельзя исключать, что он мог быть и гораздо хуже. У Карколф оставалось достаточно времени, чтобы подняться на борт корабля, а там можно и ветер ловить. Она накинула капюшон и, морщась от боли и в недавно зашитом порезе, и в непонятно откуда взявшейся язвочке, и потертостях от дурацкого шва, зашагала сквозь туманную ночь. Ни слишком быстро и ни слишком медленно, а так, чтобы стать полностью незаметной. Дьявольщина, как же она ненавидела Сипани.