в пол. Слова оперативников будто не касались его сознания. Кравец подошел и навис над ним.
– Вышака решил намотать?
Кислицын на мгновение будто проснулся, быстро ответил: – Вышака сейчас не дают.
– Соображаешь! Значит – есть за что?
Но задержанный опять погрузился в сон наяву. С ним творилось непонятное. Кожа лица темнела на глазах, приобретая густой коричневый оттенок, губы исчезли, превратившись в две едва различимые белые нитки.
– Ни-че-го не зна-ю, ни-ко-го не тро-гал…
Степанов вдруг вспомнил рассказ Кати и понял, кого видит перед собой. По ее словам, в тот роковой вечер она оказалась в руках странной и страшной механической куклы, глядящей словно вовнутрь собственного отключившегося сознания. Вот этого самого существа, скорчившегося сейчас на стуле.
33.
– То, что вы его вычислили – очень замечательно! – Следователь Бочарников раскрыл папку уголовного дела. – А как будем доказывать? Изнасилование и покушение на убийство Катерины еще как-то привязывается. Потерпевшая запомнила номер мотоцикла, на опознании указала на нашего подопечного. Со школьницей хуже. Улик никаких. Про нападение в сквере я и не говорю. Какие будут соображения, товарищи сыщики?
– Сын Кислицына пояснил, что отец уехал из дома около шести, – сказал Матвиенко. – А жена говорит, что на работу за ней он заехал в половине восьмого, дожидаться пришлось. Где полтора часа мотался? Это раз. Труп девочки обнаружен точно на том же месте, куда он привозил Катю убивать. Это два...
– Знаю, – перебил Бочарников. – Но на умозаключениях обвинение не построишь. – Он перелистал дело. – Черт, не за что зацепиться! Есть тут, правда, один нюансик, но тоже… вилами по воде. Я на допросе допытывался у жены нашего героя про всякие подозрительные мелочи. И когда я ее сильно допек, она вспомнила, что зимой у супружника пропала перчатка. Перчатки она сама ему покупала – хорошие, меховые. А тут одной нет. Стала спрашивать – буркнул, дескать, потерял. И все. И получается, что пропажа обнаружилась буквально через пару дней, после того, как нашли труп девочки. Логично предположить, что где-то там он перчатку и посеял. Например, когда тащил труп от дороги в кусты.
Кравец хмыкнул.
– Да уж, точно – вилами по воде.
– А другого у нас все равно ничего нет.
– Перчатку при осмотре места происшествия могли не найти, потому что ночью пурга была, ее и замело, – вставил Матвиенко.
– Так, значит, он ее потом увел от греха, – заключил Кравец. – Дурак, что ли, вещдок оставлять!
– Э-эх, вот бы нам эту перчаточку отыскать, – помечтал Бочарников..
– Так она нас там и дожидается, – отмахнулся Кравец.
– Найдем, не найдем, а попробовать стоит, – сказал Степанов. – Взять солдат в военной комендатуре и весь тот квадрат шаг за шагом…
34.
Лес изменился неузнаваемо. Снег сошел, и заросли теперь стояли сиротливо-прозрачные, насквозь продуваемые зябким апрельским ветром. Земля под ними еще не проросла первой травой.
Воины попрыгали с комендантского грузовика. Кравец построил их в шеренгу и начал инструктаж.
– Рассредоточиваемся на два метра друг от друга. Движемся цепью – нос в землю. Каждый сантиметр обнюхивать. Перчатка из коричневой кожи, с насечками на тыльной стороне…
Сержант на правах «куска» присоединяться к остальным не спешил, торчал в кузове, заткнув пальцы за приспущенный ремень и лениво оглядывая окрестности.
– Чего ее искать-то? – подал он голос с высоты. – Вон ваша перчатка валяется.
Матвиенко чертыхнулся, шагнул в кусты и поднял находку.
– Понятые! Сюда!
– Я ж тебе говорил, что чудеса случаются, – подмигнул Степанов Кравцу. – А ты не верил.
– Просто чудакам везет. Что и обидно.
35.
Бочарников поморщился. Комната для допросов в ИВС Приреченского ГОВД провоняла перегаром паршивого табака и немытым человеческим телом.
Сержант ввел арестованного и удалился. Лицо у Кислицына окончательно почернело, щеки ввалились, а глаза оставались стеклянными и пустыми. Его приходилось содержать в отдельной камере, потому что другие арестованные, прослышав по «тюремному радио» о том, за что закрыли нового сидельца, орали, не переставая: «Дай его нам, начальник! Дай!»
Кислицын, как сомнамбула, опустился на привинченный к полу табурет и погрузился в привычный транс. На все разговоры следователя у него теперь был один ответ – мертвое молчание.
Бочарников постучал ладонью по столу.
– Кислицын! Очнитесь. Можете и дальше изображать немого. Но меня-то послушайте. Вот протокол опознания. Вашей жене предъявлены три мужские перчатки, в том числе обнаруженная на месте, где был найден труп девочки. Вы меня слышите? Жена перчатку опознала. А также ее опознали ваши знакомые и сын. Перчатка, Кислицын, принадлежит вам. Как же она оказалась поблизости от трупа, если вы утверждаете, что в том месте никогда – ни до, ни после – не бывали?
Арестованный молчал. Но отрешенное выражение на его лице начало меняться. Сквозь окаменевшую маску вдруг отчетливо проступило смятенье.
– Отчего же после не съездили за пропажей? – Бочарников навалился на стол. – Могли ведь догадаться, где обронили. Побоялись? Или решили, что мы перчатку нашли, и затаились? А когда поняли, что вас не подозревают, успокоились. Или все-таки ездили, да тоже в снегу не отыскали?
Тишина длилась несколько минут, и следователь не спешил ее нарушать. Кислицын согнулся на стуле, будто сдерживая рвоту. Мерзость, сжигающая его изнутри, рвалась наружу. Но торопить ее не стоило.
– Побоялся… – Голос обвиняемого впервые за много дней обрел живую интонацию. – Я к тому месту приближаться не могу… когда оно не черное.
– Черное? В каком смысле?
– Там, на дороге… в кустах… Оно иногда становится черным. Я три года назад проезжал мимо и увидел. Сперва ничего не было, а потом чернота... А когда оно черное, я не могу на них смотреть… на женщин. На девочек особенно… Потом все проходит. Но я помню...
– И что же это такое, в кустах?
– Не знаю. Но я всегда чувствую, когда оно появляется, где бы ни был…
– Послушайте, Кислицын, – сказал следователь. – Возможно, вы сейчас валяете дурака. Но, если нет, вас не только судить, вас лечить надо. Когда оно не черное, самому разве не страшно?
– Мне… да, страшно… очень! – Обвиняемый впервые взглянул следователю в глаза. – Я хотел повеситься, но не смог.
– Сейчас оно не черное?
– Нет. Сейчас нет. Поэтому я могу рассказать… Я все расскажу.
– У вас были сексуальные проблемы? Почему не удался половой акт с девочкой в машине?
– Она кричала. Она все время так кричала – я чуть не оглох. Я не смог… Меня не