тысяч километров. В ней протекают реки и местами встречаются болота.

С средины реки лес казался хвойным. Но когда мы приблизились к берегу, то различили среди хвойных пород и лиственные деревья: осину, березу, рябину и ольху. Среди хвойных пород преобладает лиственница, к которой примешиваются ели и кедры. Из всех пород в Сибири больше всего ценят кедр. Жители Сибири приезжают в большие кедровые леса, собирают вкусные кедровые орешки, а древесина кедра дает хороший материал для мебели.

Полдень. Мы прибыли в местечко Усть-Кут. Усть-Кут — довольно большая деревня на берегу реки. Отсюда Лена становится глубже и отсюда начинается пароходное сообщение. Мы пересели на пароход «Витим». Он отправляется завтра в Якутск.

Когда мы гуляли по улице Усть-Кута, нам встретился политический ссыльный. Это был старик девяноста восьми лет. Он стоял и просил у прохожих милостыню. Как жестоко царское правительство! Оно оторвало этого старика от родного Кавказа, где он родился и вырос, и бросило в суровую Сибирь.

Сибирь издавна служила местом ссылки. Сюда ссылали за уголовные преступления и людей, которые боролись против царской власти. Политических ссыльных в Сибири было очень много. В каждом поселке, у которого останавливался «Витим», экспедиция встречала ссыльных. Единственный город, который был на пути экспедиции до Якутска, Олекминск. Этот город был переполнен политическими ссыльными. Многие из них не выдерживали сурового, климата и тяжелой жизни в ссылке и умирали.

Пароход на Лене.

Но пало царское правительство, и все ссыльные получили свободу.

«Витим» уносит нас дальше и дальше на северо-восток, вниз по течению Лены, — писал Пфицмейер.

— Посмотрите, что это за простыни разложены по берегам? — спросил меня Севастьянов.

Я взял бинокль.

— Это лежат глыбы льда. Они спустились по отлогим берегам к самой пеке, — ответил я. — Во время весеннего ледохода лед остается на берегу и потом долго-долго лежит. Эти глыбы имеют в толщину несколько метров. Подумайте, скоро ли растают такие громады.

По отлогим берегам Лены лежат глыбы льда.

Вечер. 1-е июня. С нашего парохода виден Якутск».

В урасе Семена Тарабикина

Семен Тарабикин возвращался в свою урасу довольный и счастливый. С ним было его новое прекрасное ружье, которое ему подарил Иннокентий за найденного мамонта.

Вся ураса— мужчины, женщины и дети, собралась у огня, над которым в большом котле варилось оленье мясо. Пол урасы был устлан ветками кедровника и ольховника и покрыт оленьими шкурами. Семен, мягко ступая по полу, присел к огню и, не выпуская из рук ружья, стал рассказывать, как завтра он пойдет на охоту и как будет стрелять дичь.

Мужчины с завистью смотрели на новое ружье Семена.

— Разве это дело, — сказал вдруг Семен, — как я в последний раз ходил на медведя!

Он встал и снял с шеста шкуру медведя.

— Глядите, он выше меня на целую голову. А с чем я на него шел? То ружье, — и Семен с презрением кивнул головой на старое кремневое ружье, которое стояло в углу урасы, — я оставил здесь. Куда с таким ружьем на медведя! Верная смерть. Ты зарядил — думаешь стрелять, — ан осечка или там что… Тут тебя медведь враз сшибет, и готово дело. Волчок— умная собака. Волчок нашел берлогу и начал лаять. Гляжу… снег зашевелился и показалась огромная голова медведя. Как заревет Мишка!.. Вскочил на задние лапы и попер на меня. Волчок— умная собака. Подбежал к медведю сзади и давай хватать… Тяв— тяв… Оскалил лохматый зубы, переднюю лапу поднял… Страшный такой… Испугался я, в глазах потемнело. А Мишка размахнулся, да как хватит лапой… Но в моей руке был этот нож.

Семен взмахнул длинным острым ножом.

— Хотел меня Мишка сшибить, да извернулся я.

Семен быстрым увертливым движением показал, как он это сделал. Его глаза горели.

— Промахнулся Мишка. Грузно опустился передними лапами на землю. А я, я уже вот так воткнул нож в его сердце..

Семен ударил ножом, как бы поражая невидимого зверя, и, тяжело вздохнув, перевел дух. Казалось, что он сейчас выскользнул из лап могучего зверя и нанес ему смертельный удар.

Ламуты в юрте. Не употребляют вилок. Едят пальцами.

В урасе стояла тишина. Только было слышно, как трещал огонь в очаге да тяжело дышал Семен.

Но вот улыбка заиграла на его лице. Ламуты облегченно вздохнули.

— Глядите, — сказал Семен, — вот она дыра-то на шкуре. Вся шкура цела, одна эта маленькая дырка.

Семен повесил шкуру на прежнее место и опустился у огня. Наступило молчание. Ламуты принялись есть оленье мясо.

— Хороший охотник был Павел, — сказал вдруг Амукзан. — На медведя ходил с одним копьем. Домой придет — медвежье мясо и шкуру притащит. Жену кормил, детей кормил. Нужды не знал. А вот раз пошел на медведя, пошел и пропал… Два дня ждала его Марья, жена. Не дождалась. Не вернулся. Закручинилась Марья, затосковала. Пошла отыскивать мужа. Да где там… Одни клочки от одежды принесла. Погиб Павел, а хороший был охотник.

Амукзан замолк. Он потянулся, достал кусок оленьего мяса, с‘ел его, опустил голову на грудь и тихо сказал:

— Плохо пришлось Марье без Павла. Одна осталась женщина. А тут еще дети. Ставила силки. Да много ли можно наловить дичи в силки. Да и дичь попадает мелкая. Разве с нее прокормишься. Голодала Марья, голодали ребята. Зиму Марья вместе с другими в урасе провела, а на лето, как ушли все с оленями в горы^[4], ушла и Марья. Вот к зиме опять все в урасу собрались, не пришла только Марья. Никто не знает, что стало с ней. Сгинула женщина одна в лесу и ребята пропали…

Амукзан умолк. В юрте догорал огонь. Женщины низко склонили головы.

«Злой дух» мстит

Прошло четыре месяца. Стоял конец августа. Ламуты возвращались со своими стадами с горных пастбищ.

Был вечер. В урасе Семена Тарабикина у огня сидели ламуты и рассказывали друг другу о своих летних охотах. Больше всех, рассказывал Семен. Он говорил о своем новом ружье, о том, как оно хорошо и метко стреляет. Он побывал в Колымске и наменял себе соли, чая, сахара и табака.

На Семена с завистью смотрели другие ламуты.

Приближалось время зимней охоты. Вот когда Семем настреляет по лесу ценных зверьков и заживет на славу.

Но недолго длилась радость Семена. К утру у него пало два оленя. Семен с беспокойством осмотрел все свое стадо и заметил, что у некоторых оленей были мутные глаза. К вечеру пали еще четыре