- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (19) »
матери
этот милый быт!
Курортное
Напишу тебе открытку,
в синий ящик опущу.
В ней скажу тебе открыто
что — желаю и грущу.
Подойду к ларьку, зевая.
Дерну пива. День прошел.
Денег нету — унываю.
Рупь нашел и — хорошо.
Море пахнет очень плохо.
Море, видимо, с гнильцой
По песку на пляже блохи
продвигаются рысцой.
Я зеваю так отменно.
Блох считаю. Пиво пью.
Через месяц непременно
я кого-нибудь убью.
В ресторане
Если можно, принесите сигарет!
Уберите эти крошки со стола.
А вот этот непочтительный брюнет, —
почему он нависает, как скала?
Вы решили, что я сник и одинок.
Вы сказали, что я гопник — не поэт.
Я разбавлю вам горчицею вино.
Если можно, принесите сигарет.
Я вас очень попрошу курить под стол.
А иначе… я вам что-нибудь спою.
Я сыграю вашей кепочкой в футбол.
Отойдите, я с утра не подаю.
На столе салат завял, как овдовел.
В лимонаде молча сдохли пузыри.
На эстраде человечек заревел,
словно что-то вырвал с корнем изнутри
Я встаю, слегка ощупав свой бюджет.
Уходи отсюда, Глебушка, дружок.
Если можно, принесите сигарет…
А брюнету мы запишем тот должок.
Песенка про постового
У помещенья «Пиво-Воды»
стоял непьяный постовой.
Он вышел родом из народа,
как говорится, парень свой.
Ему хотелось очень выпить,
ему хотелось закусить.
Хотелось встретить лейтенанта
и глаз падлюке погасить.
Однажды ночью он сменился,
принес бутылку коньяку.
И возносился, возносился —
до потемнения в мозгу.
Деревня древняя Ольховка
ему приснилась в эту ночь:
сметана, яйца и морковка,
и председательская дочь…
Затем он выпил на дежурстве,
он лейтенанта оттолкнул!
И снились пиво, снились воды,
как в этих водах он тонул.
У помещенья «Пиво-Воды»
лежал довольный человек.
Он вышел родом из народа,
но вышел и… упал на снег.
Рандеву
Подошел ко мне мужик:
шляпа набок, галстук — шик.
Взял за пуговку меня,
тарахтит, а речь — фигня.
С виду — сизый голубок,
а зануда — не дай бог!
Говорю ему: «Амбал,
ты меня заколебал».
Дело было у ларька.
Говорю: «Рванем пивка?»
Голубок рванул и сник.
Будто с пивом съел язык.
…Пейте, граждане, пивко.
Будет на сердце легко.
Потому как в том пивке —
градус! — в каждом пузырьке.
Ах вы, груди!
На Садовой улице в магазине шляп
понял, что погибну я из-за этих баб!
Глазки их пригожие, в клеточку трусы.
Пропадаю пропадом из-за их красы!
Ах вы, груди, ах вы, груди,
носят женские вас люди, —
ведьмы носят, дурочки
и комиссар в тужурочке.
Там, где пес на кладбище гложет свою кость,
повстречал я женщину, пьяную насквозь.
Повстречал нечаянно, привожу в свой быт,
а она качается, а она — грубит!
Ах вы, груди, ах вы, груди,
носят женские вас люди, —
ведьмы носят, дурочки
и комиссар в тужурочке.
Взял я кралю на руки, выношу на двор.
А она беспочвенный заводит разговор.
Разлеглась, мурлыкая, на рыдван-тахте:
«Что ты, — говорит, — прикасаешься к моей красоте?»
Ах вы, груди, ах вы, груди,
носят женские вас люди, —
ведьмы носят, дурочки
и комиссар в тужурочке.
На диване
На диване, на диване
мы лежим, художники.
У меня да и у Вани
протянулись ноженьки.
В животе снуют пельмени,
как шары бильярдные…
Дайте нам, хоть рваных денег, —
будем благодарные.
Мы бутылочку по попе
стукнули б ладошкою.
Мы бы дрыгнули в галопе
протянутой ножкою.
Закадрили бы в кино мы
по красивой дамочке.
Мы лежим, малютки-гномы,
на диване в ямочке.
Уменьшаемся в размерах
от недоедания.
Жрут соседи-гулливеры
жирные питания.
На диване, на диване
тишина раздалася…
У меня да и у Вани
жила оборвалася!
Вечеринка
Вошла, внесла румянцы,
спросила: кто я есть?
Заваривались танцы,
шумел паркет, как жесть.
Играл я на гитаре —
дубасил по струне!
Дыхнула в ухо: «Парень,
сыграй наедине…»
Я в песню носом тыкался,
как в блюдце с молоком.
А ты, как недотыкомка,
стучала каблуком.
Как звать меня?! Акакиём.
Она в ответ: «Трепач!»
А я ей: «Прочь отскакивай —
как мяч, как мяч, как мяч!»
Бывшие люди
На тряских нарах нашей будки —
учителя, офицерьё…
У них испорчены желудки,
анкеты, нижнее белье.
Влетает будка в хлам таежный,
все глубже в глушь, в антиуют.
И алкоголики — тревожно —
договорятся и запьют.
На нарах — емкостей бездонность,
посудный звон спиртных оков;
на нарах боль и беспардонность,
сплошная пляска кадыков!
Учителя читают матом
историю страны труда.
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (19) »