Выгреб в боковой карман вещмешка содержимое аптечки.

* * *

Генерал после контузии не помнил, кто в день ракетной атаки дежурил на этом посту, но заначки у всех дежурных смен немудрёные. Он чиркнул десятисантиметровой спичкой с термитной головкой о "серку" сбоку на пачке. Спичка, предназначенная для разжигания костра под дождём, горит пять минут, но генералу и одной минуты хватило, чтобы убедиться, что порошковый огнетушитель подозрительно булькает. Отвернул головку и нюхнул - ну, конечно, спирт-ректификат для чистки серебряных контактов и посеребрённых волноводов антенных систем. Он перелил его в свою двухлитровую пластиковую канистру.

Заплечный сидор загрузился под завязку. И так вонял грубой смазкой, тавотом и негролом, что никто не заподозрил бы в его хозяине генерала элитных войск противокосмической обороны. В лучшем случае - автомеханика из гаража на селе.

Босые ступни наконец-то стали чувствовать холод и неровности бетонного пола. Поставил вещмешок перед выходом. Вскрыл щербатой отвёрткой гардеробный шкафчик, где бойцы ремонтной команды в парково-хозяйственный день переодевались в рабочую робу. Там он снял мундир, разделся догола, скинул даже майку и трусы. Натянул на себя столь же вонючий от смазки х\б комбинезон без знаков различия и кепочку, похожую на зэковскую. Шнурованные берцы брать не захотел. Не без труда в куче хлама за шкафчиками нашёл годные кирзовые сапоги, какие можно купить в любом местном сельпо. Портянок не нашёл. Разорвал на полосы ещё один комбинезон и обмотал ноги. Потом осторожно вылез из люка.

Он не знал, какое сегодня число и день недели. Часы слетели с руки, когда выбирался из завала. При нём не было компаса и прибора глобального позиционирования, даже примитивного спутникового навигатора. На пульте в шлюзе все приборы, включая часы, были электронные. Их экраны ослепли без питания. По его подсчётам, сегодня 25-го мая, понедельник, а звёздное небо покажет, который час.

* * *

Местность действительно нельзя было узнать. Далеко друг от друга виднелись в лунном свете купки островов с редкими берёзками и густым ольховником. Ивняк, тальник и прочий хмызняк спускался до самой воды, а в воде начинались заросли рогоза, тростника и канадского риса, который лесники-егеря сажают для прикорма диких уток и рыб. Всего за пять лет полной консервации комплекса для дальнего обнаружения и перехвата управления ракет среднего радиуса действия окружающий пейзаж изменился до неузнаваемости. То, что генерал видел прежде, не совпадало с действительностью.

От наружного комплекса для обнаружения крылатых ракет осталась на островке только воронка размером с футбольное поле. Её края всего на метр-полметра возвышались над водой. Следующий ливень заполнит её до краёв, размоет эти самые края воронки, и всё скроет водная гладь. А бетонный аварийный шлюз-выход превратится со временем в замшелый камень, обросший берёзками.

Законсервированная военная площадка N 4С-226 превратилась в братскую могилу для почти тысячи солдат и офицеров, а замшелый камень стал памятником над ней. Без единой фамилии, креста или воинской звезды, дат рождения и смерти. И все тягости и испытания военного времени обесценятся, как валюта завоеванной страны. За пять лет под землёй его солдаты стали похожи на картофельные проростки в подвале. Ударные дозы витамина Д и ультрафиолетовые солярии не помогали.

Генерал все пять лет полной консервации отмечал на планшете удары высокоточного оружия по инфраструктуре городов и посёлков. Очень точно - в радиусе пятисот километров, приблизительно - до тысячи. Непонятно было только, почему последние три года удары приходились по незаселённым местам. Возможно, били по противопаводковым плотинам и даже ручным заслонкам на мелиоративных каналах. Тогда затопление окружающей территории можно легко объяснить. Реки Припять, Сож, Ипуть, Днепр и Десна могли выйти из Берегов или изменить свои русла. Как бы там ни было, этот уголок Полесья оказался под водой.

За все пять лет полной консервации под землёй его антенны не зафиксировали ни одного ответного пуска с русской стороны. Генерал понял, что Россию сдали с потрохами, как заезженную кобылу на скотобойню. Массированный удар по его военной площадке показал, что генштаб отработал последние авансы за то, чтобы московские паркетные полководцы получили у иноземцев гарантии на неприкосновенность своих финансов в банках и дворцов на тёплых морях с правом передачи недвижимости по наследству.

* * *

Генерал на всякий случай всё-таки захватил удостоверение личности и пистолет с тремя запасными обоймами, запаянными в плёнку. Хотя немало рисковал. Рабочая роба ремонтников мало чем отличалась от измызганной одёжки зэков на зоне. Первый же шмон полицаев или милиционеров на блок-посту выявит пистолет во внутреннем кармане. В военное время за такое -- расстрел на месте без суда и следствия. И удостоверение личности не поможет.

Настроил механизм люка на автоматическую блокировку, вышел и всем телом навалил на него, чтобы захлопнуть. Даже через полметра бетона он услышал, как сработали механические замки и выдвинулись запорные стержни. Теперь этот люк, замаскированный под дикий камень, никто и никогда не откроет, разве что археологи раскопают через пару тысяч лет.

У воды теперь стоял не боевой генерал, а невысоконький щуплый бомжик с невыразительным лицом. Круглолицый, русый, с белёсыми бровями. С виду безобидный, но со злыми серыми глазами. Уши прижаты, носик пуговкой. Такие вот деревенские лопухи попадают в лагерь за пьяную драку с соседом, когда сдуру пырнут его самодельным столовым ножом, сработанным из расклёпанного клапана цилиндра автомобильного двигателя.

Генерал, снял промасленную кепочку, осенил себя крестным знамением и поклонился в пояс, коснувшись земли.

-- Упокой, Господи, души убиенных воинов и даруй им царствие твое небесное. Аминь.

Идти было некуда -- кругом вода. Он побрёл неспешно берегом, тихонько мурлыча: "на реках Вавилонстех, тамо седохом и плакахом... Внегда помянути нам Сиона". В ночной тиши плескалась рыба, изредка крякали утки, сидевшие в укрытии от селезней на яйцах. "...Прильпни язык мой гортани моему, аще не помяну тебе, аще не предложу Иерусалима, яко в начале веселия моего"...

Генерал взглянул на звездное небо. Созвездия показывали половину третьего ночи. "...аще забуду тебе, Иерусалим, забвена буди десница моя". Он шёл у самой кромки воды, а сапоги не промокали. Выбрал хорошую пару.