внутри у нее разрывалось, и по всему телу пробегал нестерпимый озноб.
Наверное, эта боль гнездилась в ее чреве, породившем Джованнино… В груди, вскормившей его… В руках, которые касались его, мыли, одевали, и которым никогда больше не суждено было его ласкать…
В глазах… Они смотрели на него… Они и сейчас видели его чепчик с фестонами, завязанный лентой… Первые холщевые туфельки, в которых он бегал по дому… И этот передничек в белую и голубую клетку, вечно плясавший на нем…
И жестяное ружьецо, блестевшее на стене… Бам! Бам!
Вот отчего у нее болели глаза.
Слишком много образов теснилось перед ее воспаленными зрачками.
И уши тоже болели от множества звуков.
Они слышали веселое посвистывание Таго, его нежный горячий шепот: «Спере, Спере»… И еще явственнее — другой голос: «Мама, мама…».
Мама, мама… Она слышала все оттенки этого голоса, то жалобного, то смеющегося, то ликующего.
Спере, Спере… Мама, мама…
И губы ее болели, как от удара, распухшие, неподвижные, теперь бесполезные: им больше не суждено было произносить дорогие имена.
Она с трудом поднялась на колени.
«Эмилия», — хотела сказать она, но губы не слушались.
— Эмилия! — неожиданно вырвался у нее резкий крик.
— Нет, — ответила старуха. — Нет. — И она все билась и билась лицом о грязную землю.
«Нет», — воплем вторила ей кровь Сперанцы.
Мальчика нет больше. Кто это сказал? Да нет же… Никто так не говорил! Он здесь, возле ивы, склонившейся к воде, в нескольких шагах от хибарки… И рядом с ним отец. Они, наконец, вместе…
Она должна была сейчас же идти. Идти к ним.
Сперанца пошла по дамбе, шатаясь, протянув вперед руки, ища опоры в пустоте.
Она услышала за собой чей-то голос. Еще один, еще… Множество голосов провожали ее. Они сливались в громкий вопль, разивший небо.
Голоса доносились издалека, из ее детства.
«Убили обоих Мори! Убили Мори!»
Она уже добралась до воды и тут заметила, что у нее за спиной раздается плеск воды под ногами людей. Она не оборачивалась, но чувствовала, что за ней идут сейчас все, кто только жил и работал в долине.
Вода теперь доходила ей до пояса, и кто-то поддерживал ее на скользкой почве.
Сперанца говорила…
Все слова любви теперь пришли ей на уста.
— Самый смелый, самый славный из сыновей.
«Самый смелый…» — повторило эхо,
— Самый красивый. Неправда, что у тебя волосы как пакля. Они как солнце, озарившее долину…
— Самый красивый в долине… — причитала с ней рядом Эмилия.
— О Таго, вот какого я дала тебе сына…
Долина безмолвно внимала. Плач по мертвым не был здесь внове.
С кем это стряслась беда на этот раз?
Они шли по воде туда, где тонкой струйкой вился дымок среди полузатопленных деревьев.
Нет, то был не дым очага. Это дымились развалины сгоревшей хибарки.
Голоса за спиной Сперанцы сливались в невнятный гул.
— Под самый конец он обернулся к парнишке. Только успел сказать, что у него на душе неспокойно. Обоих скосили одной очередью Упали рядом…,
Вспорхнула птица. Другая запела призывно…
И Сперанце почудился легкий переливчатый свист.
Она снова начала дрожать.
Сигнал… Сигнал ребят…
Внимание!
Засада в камышах, на безлюдном болоте. Шорох сухих листьев, осторожные шаги, чуть слышное дыхание…
И хозяйка болота, та черная собака…
Эмилия крепко сжала ей руку. Сперанца вздрогнула.
Но разве это Эмилия — черная коряга с коркой засохшей грязи вместо лица?
Сперанца провела рукой по глазам и покачнулась.
Чья-то рука поддержала ее и мягкий голос заговорил рядом с ней… Берта… Как она добралась сюда, старая?
— Джованнино вернется. Ты не будешь одна. Появится другой Джованнино. Тоже сын Таго. Не исчезнет род Мори!
Сперанца посмотрела в лицо старухи, бледное и потрясенное, коснулась его. Нет, ей не почудилось. Это было нечто реальное, осязаемое.
И Сперанца почувствовала себя спокойней. Она ощутила воду, стала распознавать голоса окружавших ее людей.
К ним приблизилась лодка.
В ней сидели молодые парни… Но его среди них не было. Он больше не мог быть с ними. И Таго тоже.
Лодка бесшумно плыла, и на солнце загорелые лица парней казались отчеканенными на бронзе. Они выиграли бой и теперь покидали освобожденное болото.
Но вслед за ними двигались еще и другие люди… Они выходили из камышей, вставали из болота, появлялись из-за дамбы, отовсюду.
Вот он, Джованнино, смеющийся, с огненными волосами…
А вот и Таго. Он никак не может скрыть смешинку в быстрых глазах…
Столяр, Надален… Даже дедушка Цван, с прядью волос на глазах и руками в карманах, шел с ними своей нарочито небрежной походкой.
Последней двигалась маленькая сгорбленная тень. Она то и дело останавливалась и что-то подбирала с земли…
Минги не могло не быть с ними сегодня. Она вернулась к своему народу, на дамбу бедняков.
Сперанца подняла руку, приветствуя мертвых.
Они принадлежали к войску победителей.
Земля лежала под водой, и Эмилия указывала на нее заскорузлым пальцем… Плодоносная земля, которую предстояло вернуть солнечным лучам. Люди не могли сложить руки.
Согрелось залитое золотым светом болото.
Сперанца стиснула зубы и подняла лицо. И солнце зажгло в ее глазах искры света, красные, как кровь, которую пьет земля, чтобы вырастить колосья.