Сергей Снегов Машина счастья

1

После расследования трагической гибели Фреда Редлиха Генрих стал жаловаться, что его с Роем превращают из физиков в космических детективов. Рой попробовал было опровергнуть брата. Он рассудительно доказывал, что детективы ищут преступников, совершивших убийства или иные крупные нарушения человеческих законов, а они исследуют загадочные явления в космосе и обществе, которые представляют опасность для человека.

Доказательства не убеждали, а раздражали Генриха. Генрих временами становился глух к любому разумному доводу, если тот, по словам Роя, «не попадал в жилу» настроению. Разговоры кончались тем, что Генрих начинал кричать на брата, или убегал из лаборатории, или – и это казалось Рою хуже всего – в полной прострации заваливался в кресло и часами не откликался. Наконец Рой потерял терпение.

– Что ты хочешь? – спросил он. – Объясни по-человечески, чего тебе надо?

«По-человечески» Генрих объясняться не умел. Ему что-то не нравилось в их новой специализации, он неспособен точно сформулировать – что, пусть к нему не пристают с педантическими вопросами. У него скверно на душе, это он знает. И еще он знает, что физику не пристало наклоняться над трупами, искать на теле следы насилия и потом рысью бежать по горячему следу; ему, Генриху, безразлично, чей именно это след – злоумышленника на двух ногах или зловещего, никому еще пока не известного космического явления.

У других работа как работа, открытия и находки совершаются на стендах с приборами, а не на операционных столах и в моргах. Он хочет вычислять, а не копаться в следственных докладах. Ему надоело отталкиваться от изуродованных тел как от основы для теоретических изысканий. Он будет основываться на формулах и интегралах, отталкиваться от формул. И все, что не имеет отношения к письменному или лабораторному столу, может безмятежно ухнуть в преисподнюю.

Рой обладал способностью быстро облекать смутные ощущения Генриха в одежды точных формулировок.

– Понимаю, – сказал он спокойно. – Ты хочешь разработать прибор, который автоматически разыскивал бы укрывающихся преступников и сам обнаруживал неведомые опасные явления.

Генрих, развалившийся в кресле, даже привскочил от удивления.

– Знаешь, Рой, в этой мысли что-то есть, – сказал он.

– Конечно, – подтвердил брат. – Это ведь твоя мысль, а на глупости ты не способен.

Рой любил изображать их отношения так, будто все значительное в их работе придумано Генрихом, он же лишь помогал превратить блестящие идеи брата в практическое действие.

Генрих забегал по комнате. Он должен был выплеснуть в движении охвативший его восторг. В нем клокотал и пенился проект новых изысканий.

– Так, так, – радостно бормотал он. – Совершенно верно! Не руками, а электроникой хватать за шиворот преступников. Испытывать опасные ситуации не на живом теле, а на модели. Моделировать опасность. Создать электронную схему уголовного деяния. Но как? Вот он, вопрос вопросов: как?

Через минуту Генрих остановился перед братом, хладнокровно наблюдавшим за его метаниями, и сообщил, что у него все разработано. Уже давно открыт способ физически измерять уровень общественного счастья. Любое преступление и несчастье понижают этот уровень. Им остается отыскивать случаи падения общественного благополучия, все крохотные ямки и впадины на плавной кривой и определять, кто и что вызвало их. В чем причина таких падений – в преступлении или в непредвиденной беде. А созданный ими прибор сам отыщет места падений, сам обнаружит причины, сам укажет, кто преступник или в чем состоит неизвестная опасность.

– Отлично, – одобрил Рой. – Я предлагаю назвать наш новый аппарат розыскным прибором.

– Согласен! – Если криминалистика превращалась в электронный процесс, Генрих ничего не имел против нее.

Два месяца братья с увлечением работали над розыскным прибором. На испытании он показал неплохие результаты – удалось отыскать пропавшие несколько лет назад индукционные эталоны тихой радости, психической удовлетворенности и хорошего физического самочувствия. Исчезновение эталонов в свое время наделало много шума. Их изготовили для колонии на планете Сигма-3, с планеты долго поступали запросы и жалобы на невыполнение заказа. Институту космических проблем пришлось срочно изготавливать дубликаты уникальных катушек. Теперь они нашлись в собачьей будке в саду. Розыскной прибор указал и виновника – веселую овчарку Приму. Собака, по-видимому, проникла в лабораторию через открытое окно, изящные катушки ей понравились, и она утащила их к себе.

Розыск эталонов, скорее забавный, чем серьезный – катушки, основательно изгрызенные, в дело уже не годились, – показал, что прибор надежен. Генрих, однако, досадовал, что не пришлось испытать его на крупном деле. Он несколько успокоился, когда братьям сообщили, что прибор затребован на контрольную проверку в Управление общественного благополучия. Рой, наоборот, разнервничался, что с ним бывало не часто. Все испытания в Управлении общественного благополучия происходили в присутствии членов Большого совета. Это означало, что любая неудача становилась катастрофическим провалом. Правда, и любой успех превращался в триумф.

2

Братья привезли прибор в управление и установили его в операционном зале.

Это было одно из немногих мест, где педантично хранились традиции старины. Все здесь поражало древней примитивностью – и самосветящиеся стены, и щиты со схемами, и стереоэкраны связи с городами на других солнечных планетах, и допотопные пластиковые диваны.

Порывистый Генрих, забывший, что здесь нет силовых стульев, появлявшихся в момент, когда в них возникала нужда, немедленно растянулся на полу. Он поворчал, что не понимает, как жили предки; они были, очевидно, рабами вещей и не то что лечь, но и сесть не могли, если поблизости не имелось специальных приспособлений.

Точно в назначенное время явилась проверочная комиссия – почти все были членами Большого совета. И возглавлял ее Альберт Боячек. У Роя несколько отлегло от души. Президент Академии наук хорошо относился к братьям. О Генрихе можно было даже сказать, что он – любимец Боячека.

– Начнем, друзья! – предложил Боячек.

Розыскной прибор подключили к третьему щиту. Всего щитов было пять, они полукругом охватывали центральный пульт, тоже древнее устройство. Первый щит вмещал интеграторы общественного здоровья, на втором размещались уровнемеры наличного общественного счастья, третий