сказать примитивном), как о языке, не знающем исключений. Мы старались показать, что современный эсперанто — весьма сложное явление, в котором существуют разные, порой противоречивые тенденции и в котором далеко не всё однозначно. И что в чём-то эсперанто даже «коварнее» национальных языков, так как, в отличие от них, гораздо более быстрое овладение его грамматикой и лексикой рождает у учащегося иллюзию хорошего владения языком, которая без знания его глубинных механизмов сплошь и рядом приводит к чудовищным русизмам и фразам, непонятным для нерусскоязычных эсперантистов. Обратить на это внимание — ещё одна цель наших примечаний и комментариев в словарных статьях.

За основной ориентир при составлении нашего словаря было решено взять PIV — естественно, его первую редакцию, так как второй (т. е. NPIV) тогда просто ещё не было. Мы руководствовались соображением, что на тот момент данный словарь был самым полным и самым популярным. Конечно, мы прекрасно понимаем, что он имеет немало слабых мест и что определённое число эсперантистов воспринимают его настороженно и даже враждебно. Возможно, мы совершили ошибку при выборе ориентира; возможно, стоило дождаться выхода в свет второй редакции PIV. Но тогда работа началась бы на одиннадцать лет позже и всё равно опиралась бы на субъективный и, по сути дела, неофициальный словарь. К слову сказать, использовать NPIV мы стали сразу же после его появления, но, к сожалению, это случилось лишь на заключительном этапе работы. Для повышения степени объективности мы использовали также некоторые другие словари, прежде всего PV и, конечно же, обе редакции эсперанто-русского словаря Е. А. Бокарёва и русско-эсперантский словарь того же автора. Активно использовался нами Esperanta Bildvortaro, но — из-за огромного количества в нём сомнительной лексики — в основном как справочный материал. Кроме того, использовались Reta Vortaro и целый ряд более мелких словарей: Hejma Vortaro, Mil Ekzotaj Vortoj, Nepivaj Vortoj, Tabuaj Vortoj en Esperanto и др. Но к этим источникам мы прибегали лишь периодически: во-первых, также из-за содержания в них множества сомнительных форм, а во-вторых, чтобы не утонуть в обрабатываемом материале. Некоторое (правда, сравнительно небольшое) количество слов мы почерпнули из различных текстов. В случаях разногласий между источниками, например между PIV и PV, между PIV и словарём Бокарёва, мы, как правило, отражали все разночтения в примечаниях и, если это было возможно, мягко рекомендовали правильную, на наш взгляд, форму. И лишь в тех редчайших случаях, когда все источники давали, по нашему мнению, неудачные формы, мы отваживались предлагать в примечаниях свои собственные варианты. Таким образом, мы старались, с одной стороны, дать максимум информации, дать все возможные  варианты и не лишать пользующегося нашим словарём права выбора, а с другой стороны, ненавязчиво ориентировать его на литературную норму. Впрочем, иногда приходилось и довольно резко указывать на явную ошибочность той или иной формы.

Наряду с определением общей направленности словаря, нам пришлось решать целый ряд частных вопросов. Прежде всего, мы нашли очень удачным принцип построения эсперанто-русского словаря Е. А. Бокарёва и применили его у себя. Вот что пишет об этом в предисловии к своему словарю сам Евгений Алексеевич: «В отличие от большинства эсперантских словарей, составленных по гнездовому принципу (что, конечно, обусловлено относительной простотой эсперантской словообразовательной системы), наш словарь сохраняет в гнёздах только суффиксальные образования, вынося на свои алфавитные места в словнике все сложные и префиксально-производные слова. Это, с одной стороны, учитывает простоту и логичность словообразования в эсперанто и облегчает эсперантистам пользование словарём, а с другой — позволяет разукрупнять гнёзда в словаре, не вызывая необходимости искать слово вне алфавитного порядка».

Вторым нашим принципиальным решением был отказ от астериска как знака для обозначения официальных морфем. Во-первых, потому что реально никто на этот знак внимания не обращает; во-вторых, потому что число официализированных Академией эсперанто слов постоянно растёт и отразить этот процесс в словаре практически невозможно; в-третьих, потому что официальные слова (тем более только их «фундаментальная», т. е. содержащаяся в Universala Vortaro, часть) составляют лишь ничтожную часть эсперантской лексики и полноценно пользоваться языком, опираясь только на них, невозможно. Поэтому нам представляется целесообразным помечать не официальные или «фундаментальные», а наоборот, сомнительные формы, так как именно на них надо прежде всего обратить внимание пользователя. А поскольку степень сомнительности таковых форм весьма различна, мы рискнули ввести пометы сомнит. и оч. сомнит. Употребление этих помет может показаться слишком частым, но мы полагаем, что в этом плане лучше излишество, чем недостаток. Примерно то же можно сказать о пометах редк. и оч. редк. К огромному сожалению выход в Интернет у нас появился лишь на этапе редактирования словаря, поэтому мы не имели возможности точно оценить распространённость того или иного слова и употребляли данные пометы достаточно субъективно. В дальнейшем их желательно подвергнуть ревизии.

Немалые проблемы вызвало и употребление пометы см. Обычно отсылка осуществлялась от менее употребительной формы к более употребительной и от раздельной формы к сложной, например: pulvotenejo см. pulvejo; beta supo см. betsupo. Однако не все подобные отсылки в нашем словаре имеют непременно рекомендательный характер. В случае же ботанической и зоологической номенклатуры, наоборот, от разговорной (т. е. просторечной) формы отсылка даётся к хоть и менее употребительному, но научному термину, например: marporko см. foceno. При научном же термине в скобках указывается его просторечный эквивалент: foceno зоол. морск`ая свинь`я, пыхт`ун (= marporko). Иногда же приведение рекомендуемой формы в скобках используется нами вместо отсылки. Обычно это имеет место, если корректная форма в другом месте словаря не зафиксирована. В случае новой редакции нашего словаря эти моменты также нуждаются в доработке. Вообще, вся система помет и отсылок могла бы быть более продуманной и применяться более последовательно. Чтобы облегчить пользование словарём широкому кругу читателей, мы не ограничивались пометами типа хим., мед. и т. п., а прибегали к уточняющим указаниям (например: болезнь, хищная птица). Этот приём в значительной степени объясняется уже упомянутым отсутствием специализированных словарей у русского читателя. Встречающаяся в словарях Е. А. Бокарёва помета нов. нами почти не используется, так как