Василий Сигарев Божьи коровки возвращаются на землю

Драма в двух действиях

Действующие лица

Дима — 19 лет

Славик — 22 лет

Лера — 20 лет

Юлька, её сестра — 18 лет

Кулёк, отец Димы — 50 лет

Старуха

Аркаша

Вначале не было здесь ничего. Потом пришёл человек и построил Город. Стали дома, улицы, площади, магазины, школы, заводы, сады коллективные. Стали улицы мощеными, а потом асфальтированными с белеными по праздникам бордюрами. Стали ходить по улицам люди, стали сидеть на лавочках, стали чихать от пуха тополиного, стали торговать семечками у заводской проходной, стали влюбляться. Стали рождаться люди — стали умирать…

И стало Кладбище на краю Города. И стали свозить туда люди своих мертвых. Стали класть их в ямы и насыпать в ямы землю. Стали приходить туда в родительское и на годины. Стали оставлять там печенье и конфеты с белой начинкой. Стали руками выпалывать там траву и садить на её месте анютины глазки. И стало расти Кладбище…

Но люди ни только умирали, но и рождались. Потому рос и Город.

И вот однажды Город и Кладбище встретились. Построили люди дом пятиэтажный у самого Кладбища и стали жить в нём. Сперва жутко всем было, в окна боялись выглядывать. А потом привыкли, даже гаражи железные стали вдоль кладбищенского забора ставить, машины в них держать, мотоциклы, вещи разные старые. И даже названье своему дому придумали с приколом. «Живые и мертвые» назвали. Так теперь и зовут.

А новых мертвых стали хоронить в другом месте.

А про старых вроде даже и забыли. Не стало на Кладбище ни печенья, ни конфет с белой начинкой. Ни анютиных глазок не стало. Ничего не стало. Всё травой заросло ненормально огромной, буйной. И утонуло в той траве Кладбище. Исчезло. Нету его больше. Умерло. А вместе с ним и мертвые умерли все. Во второй раз умерли. Навсегда уж теперь…

Действие первое

Дом стоит на самом краю города. Кирпичный. Пятиэтажный. На три подъезда. Окна горят в доме, шторы видно, стёкла треснутые и изолентой заклеенные, людей видно в окнах. Подходят люди к окнам, выглядывают, смотрят, словно ждут очень долго чего-то, а дождаться никак не могут. Выглянут, постоят и назад. Туда…

А на улице ветер мертвые листья по дороге гоняет. Осень на улице поздняя. Летят листья, в лужи попадают, мокнут, мёрзнут. А ветер смеётся и дверьми подъездными хлопает. То на крышу шиферную набросится. То в окна негромко стукнет. И ржёт. А потом вдруг в подъезд заскочит и кричать начинает. И дико так кричит, жутко. Словно что-то страшное увидел. Там…

И следом за ветром в тот же подъезд две девушки заходят. Останавливаются перед дверью. Смотрят друг на друга. Смеются. Начинают подниматься. Туда…

На площадках через одну лампочки горят в проволочных плафонах. Листья на лестницах лежат сухие, бумажки подозрительные. Девушки медленно поднимаются, шурша листьями, говорят о чем-то, смеются в пол голоса. Одна постоянно сплёвывает. Там…

Наконец доходят до пятого этажа. Останавливаются перед дермантиновой дверью. Снова глядят друг на друга. Снова тихо смеются. Звонят.

Открывает бритый парень. Он в джинсах и с голым торсом. Начинает улыбаться.

ПЕРВАЯ ДЕВУШКА. О! Уже обрили чучелу! Быстро…

ПАРЕНЬ. Я сам. Вшей еще хапну…

ПЕРВАЯ ДЕВУШКА. Дай заматцаю-то хоть. (Гладит его по голове рукой.) Ну ты ёжик, Димыч! (Смеётся.) Юлька, хочешь поприкалываться?

Юлька трогает бритую голову.

Караул, да? Как кактус.

ДИМА. Чё, Лерка, долго-то так?

ЛЕРА. Да у меня там свои пироги, короче… Я же тоже всё отсюда. Сруливаю скоро.

ДИМА. Хахаля что ль зацепила?

ЛЕРА. Да иди ты со своими хахалями с салями. Пойдём. Щас, короче, расскажу. Вообще, упадёшь. Кабздец самый полный и по всей программе. Такого еще не было.

ДИМА. Кончай грузить. Вваливайтесь.

Юлька собирается снять туфли.

ДИМА (останавливает её). Ты кончай, а.

ЛЕРА. Чего она? (Смотрит на Вторую.) Чё ты делаешь-то? С дубу рухнула? У них же тут сарай-бахчисарай. Семь лет пол не мыли.

ДИМА. Не ври, а… Шесть с половиной.

ЛЕРА. Восемь. (Сплёвывает, идёт в комнату.)

ДИМА. Столько не живут.

В квартире две комнаты. В одной матрас на полу и перевязанные шпагатом стопки книг. Много книг. Горы. Они там повсюду. На матрасе в полумраке лежит человек, накрывшись с головой одеялом. Спит человек.

В другой комнате точно такой же матрас с пожёванной постелью цвета газетной бумаги. Два кресла на ножках и стол. В одном из кресел сидит, вытянув ноги, худой высокий парень. Ковыряет ногтем лак с подлокотника. В углу комнаты друг на друга уложены стопочкой могильные надгробья из нержевейки. Их четыре штуки и заметно, что они не новые. На некоторых даже овальчики с фотографиями имеются и таблички с датами. У оснований надгробий земля налипла. Чёрная такая, словно сырая еще.

Дверь на балкон открыта. Сквозняк колышет прибитую на гвоздь к балконному косяку полоску из паралона. Штор на окне нет.

Худой парень наконец отковыривает кусок лака. Суёт его в рот. Покусывает, пробует на вкус.

ЛЕРА (увидела парня в кресле). О! Славик, два метра без кепки! Ты уже здесь, да?

Славик улыбается. Грызёт кусочек подлокотника.

ЛЕРА. Вмазанный уже, что ли?

Славик, продолжая улыбаться, отрицательно машет головой.

ЛЕРА. С собой, что ли принёс?

Славик машет головой. Улыбается.

ЛЕРА. Ты, блин, в своём репертуаре. Как там это… замкнутый в себе челобрек, да? (Смеется.)

ПАРЕНЬ. Славян, кончай кресло жрать, а! Забодал, а.

ЛЕРА. Пускай ест, чё ты, Димыч. Смотри, какая худоба.

ДИМА. Славян, кончай, а. Иди вон у Кулька книги ешь. У него много…

Славик демонстративно грызёт кусок лака.

Юлька, глядя на него, улыбается.

ЛЕРА. Короче, так. Это моя сестрень двуюродная. Юлька, короче. Я её с собой так привела. Для компании. Чтобы вам жлобам не скучно было. Так что, если чё-нибудь кто-нибудь… тому сразу звездец придёт самый полный и по всей программе. Понятно, короче? Она, короче, из института, понятно? Так что даже без мата. И промеж не чесать при ней. Ясно?

Славик лыбится.

ЛЕРА. Длинный, тебя тоже касается.

ДИМА (Юльке). Значит,