беря в руки стакан крепко заваренного мной чая. — Только честно и с самого начала.

И я, ничего не скрывая и не сдерживая набегающих на глаза слёз, начал пересказывать ему всё, начиная с того самого момента, когда в последних числах апреля ко мне прибежал перевозбуждённый, как всегда, друг мой Лёха и, перескакивая с пятого на десятое, потребовал сию же минуту пойти и купить у помирающего в гостинице старика универсальное штатовское мини-издательство вместе с прилагаемыми к нему эксклюзивными правами на первое в России издание самого полного и иллюстрированного собрания сочинений американского короля романов ужасов Стивена Кинга, и вплоть до гибели Витальки и своих странных снов про смерть Лёхи и Шурика…

— Так-так-так, — дослушав до конца эту жуткую историю, задумчиво произнёс отец Вениамин. — Всё ясно, сын мой, всё ясно, — и, пригнув мою голову себе на грудь, покрыл её краем епитрахили и что-то прошептал, совершая над ней крестное знамение.

— Что же теперь делать, батюшка? — спросил я, вытирая слёзы. — Вы знаете?..

— Как это — что? — удивился он. — Побеждать лукавого! Изгонять нечисть из города, раз уж мы её сюда впустили.

— Но как её теперь отсюда изгнать? Чем?

— У нас для этого есть сильнейшее в мире оружие — крест и молитва. Вот и пойдём с тобой обходить Крестным Ходом родной город и очищать его от бесов.

— Они уже не только в городе. Я видел зарево над посёлком шахты № 3–3 бис, а Светка пишет, что в Заголянке у них тоже не всё стало ладно.

— Значит, будем обходить и посёлок, и Заголянку.

— А если нечисть расползлась уже по всему району? Мы ведь рассылали книги Кинга не только по городским магазинам, но и по сельским?

— Значит, будем обходить с тобой весь район… Ты не бойся. Это бесы должны нас бояться, потому что с нами — Господь. На тебе есть нательный крестик?

Я отрицательно покачал головой.

— Я всё собирался купить, да не успел…

Батюшка кивнул головой и, вынув из сумки простой алюминиевый крестик на толстой жёлтой веревочке, надел мне его на шею.

— Ну, вот и всё. Вставай, бери сосуд с водой, а я возьму крест и кадило. Пойдём. Господь с нами, Он не оставит нас без Своей помощи, — и мы двинулись к двери, за которой нас ждал испоганенный нечистью город…

Послесловие НЕСКОЛЬКО МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ

Честно говоря, я не знаю, что ещё можно добавить к этой истории. Сегодня, когда я сижу в своей новой московской квартире неподалёку от церкви Николы в Хамовниках, а мимо меня, бережно нося далеко выступающий впереди себя живот, расхаживает моя беременная жена Светка, я и сам уже не знаю, было ли всё это на самом деле или только привиделось мне в каком-то страшном сне, навеянном прочитанными книжками. Я перестал понимать свою память. С одной стороны, она не расстаётся ни с одной из самых мельчайших подробностей тех кошмарных недель, которые почти полностью погубили мой родной город, а с другой — почему-то страшно не любит туда возвращаться, а, натыкаясь во время случайных блужданий по лабиринтам прошлого на эпизоды этого жуткого лета, взирает на них, как на чью-то нелепую выдумку или один из тех почти неотличимых друг от друга фильмов, которые нам крутят по телевизору в серии «Секретные материалы».

Я думаю, что лучше всего вообще вычеркнуть всё случившееся из своей памяти и жить, ни о чём не думая и не помня, и, правду сказать, именно так я и пытаюсь делать, и в большинстве случаев мне это вполне удаётся. И только иногда, когда я подхожу ненароком к книжным развалам или прилавкам книжных магазинов и натыкаюсь взглядом на почти неотличимые друг от друга романы Стивена Кинга, Саймона Кларка, Джеймса Герберта, Бентли Литтла, Барбары Хэмбли, Томаса Преста и Джеймса Раймера, а также сотни аналогичных произведений других авторов, которые встречают меня оскаленными черепами, вампирьими рожами и объятыми пламенем фигурками людей на обложках, рука моя непроизвольно тянется к надетому мне на шею отцом Вениамином ещё там, в подвале погубленного нечистью Красногвардейска, алюминиевому крестику, и я произношу всего одну-единственную короткую фразу: «Господи, помилуй!» — но произношу её снова и снова, снова и снова, снова и снова…