покачал головой:

— Тени-призраки все еще там, за кругом.

— Тогда погаси лампу, и тени умрут.

Он не захотел от нее отходить.

— Мне понадобится лампа, — медленно произнес он. — Если ты покинешь меня, Самидар, я верну тебя назад.

Сердце ее сжалось, слезы брызнули из глаз, но вовсе не боль была тому причиной. Боги, она не хочет покидать его. Какое счастье было бы состариться рядом с ним, дни и ночи проводить в его объятиях. Ей вдруг страстно захотелось увидеть принадлежавший ему дворец в Роларофе и назвать его своим домом.

Но этому не суждено сбыться.

Кончиками пальцев она легонько провела по его губам:

— Ты умеешь читать по-древнекондитски?

Выражение его лица говорило само за себя. Он обнял ее крепче прежнего и разразился рыданиями.

— Я умею.

Она почувствовала, как Терлик обернулся, но последовать его примеру у нее не осталось сил. И все же она узнала голос матери. Реймут показалась ей на глаза — все такая же обнаженная и прекрасная, по-прежнему моложе своей дочери. В руке она держала Глаз Скраал.

— Ты пощадила меня, Самидар, и пощадила своего сына.

Стужа хотела покачать головой. Она подняла глаза на свою мать, желая разглядеть лицо, но черты расплывались.

— Он изменился… — Она замолчала. Слова отнимали слишком много сил. Она вздохнула и обвела взглядом круг. Кела она не увидела.

— Мы все изменились, — ответила Реймут.

Терлик заговорил, внезапно обретя надежду:

— Ты же колдунья. Можешь спасти ее?

Реймут опустилась на колени и взяла дочь за руку.

— Рана слишком глубока. — Губы матери мрачно сжались. Подобрав Книгу Шакари с земли, она сдула налипшую грязь с переплета. — Но у нас есть Три Артефакта.

Лучик надежды блеснул для Стужи, но тут же погас. Скоро утро, ночь новолуния вот-вот закончится. Она сжала руку матери и прижала ее к себе.

— Произнеси мое имя снова, — попросила она. — Мое настоящее имя. — Она внимательно следила, как губы Реймут выговаривали это слово. Оно прозвучало даже слаще и мелодичней той волшебной музыки, что когда-то наполняла ее душу.

Взгляд ее обратился к небу. По-прежнему ничто не предвещало рассвета, но она знала — он скоро настанет. «Если бы только осталось время, — с грустью подумала она. — Если бы оставалось побольше времени».

Дыхание Терлика легкое, как перышко, он шепчет ей что-то на ухо. Или это не голос роларофца она слышит, а Кимона и Кириги. Слова долетают до нее из зияющей пустоты. «Не волнуйся, — хором внушают ей голоса, — не бойся».

Она долго не отпускает от себя эти голоса, находя в них утешение. Ей не страшно. Если останется жива, то у нее есть Терлик, чтобы любить его. Если нет — Кимон и Кириги ждут ее.

Она взглянула на небо, и слабая улыбка тронула ее губы. Протянула руку к Ашуру, чтобы еще раз прикоснуться к единорогу, который был всего лишь мечтой. Ее мечтой. В навалившейся темноте только его глаза продолжали светиться.

Опять послышались голоса, но она не различала слов, и, кажется, это уже не имело значения. Жизнь ее угасала. «Настало время? — гадала она. — А может, все-таки еще есть надежда?»

Последняя песня прошелестела по пустынным закоулкам ее души, и она закрыла глаза. Вздохнула и отошла ко сну, готовая с благодарностью принять тот мир, в котором проснется.