Ил-2 всех делаю!
Блин Лохматый словесные прения быстро прервал и повел нас в сторону одноэтажного приземистого здания…
— Компы! — радостно завизжал Кеша, едва мы перешагнули порог большого светлого зала. Вернее, не большого, а длинного, вдоль стен на удобных рабочих столах действительно красовались компы, и судя по светящимся циферкам на блоках — довольно мощные. За некоторыми машинами на удобных креслах, похожих на зубоврачебные, сидели какие-то люди. Лиц их было не разглядеть, почти на всех были шлемы наподобие тех, что мы надевали, забираясь внутрь механизмов там, в ангаре… Николай значительно глянул на меня, мол, «ну что я говорил», я в ответ лишь кивнул. — Смирно! — скомандовал прапорщик. Мы вытянулись в струнку, к нашей шеренге быстрым шагом подходил высокий худощавый майор. Он внимательно нас осмотрел и выслушал рапорт прапора: — Товарищ майор! Группа курсантов-стажеров прибыла в учебный центр для прохождения занятий. Командир группы-17 — старший прапорщик Блинный. Мы хором прыснули со смеху, надо же, Блинный! Прапор обернулся и незаметно погрозил нам кулаком, а майор уже шел вдоль шеренги и заглядывал нам по очереди в лица. — Что ж, товарищи курсанты, — сказал он, остановившись возле Кеши, — будем знакомы. Я начальник учебного центра майор Куваев, а посему вместе с товарищем прапорщиком являюсь вашим непосредственным командиром и наставником. Вы уже не мальчишки, люди серьезные… в основном, — добавил майор, с сомнением глянув на Кешу, — сами видите, с какой техникой вам предстоит работать. Техника серьезная, а потому сначала… небольшая формальность. Формальностью оказалась подписка о неразглашении. Мы клялись всем, что есть ценного и важного в нашей жизни, да и самой жизнью, что все увиденное на территории данной военной части сохраним в тайне до своих последних дней. Странная какая-то подписка, неуставная. Хорошо еще кровью не заставили расписаться… — К машинам! — приказал майор. — А что делать-то? — крикнул со своего кресла Кеша, когда мы расселись на «зубоврачебные» кресла перед мониторами. — Играйте, — сказал майор, развернулся к нам спиной и вышел в соседний зал. Вот уже вторую неделю мы — группа-17 только и делаем, что рубимся в игрушки. И по сети с 14:00 до 18:00, и в индивидуальном порядке. Нет, еще спим с 23:00 до 8:00, завтракаем, обедаем и ужинаем, бегаем на зарядку, по часу в день занимаемся строевой подготовкой с нашим Блином Лохматым, еще играем в футбол-баскетбол на стадионе и в пейнтбол в ангаре. Все остальное время мы просиживаем за компами в «учебном центре» и рубимся, рубимся, рубимся… Игрушек много — целый стеллаж компашек в центре зала, бери любую. Порой Куваев подходит к твоему столу, кладет диск с незнакомым названием и предлагает «посмотреть». Иногда попадаются интересные вещи. Причем как-то так получилось, что группа наша разбилась по интересам на пары. Мы с Николаем в основном западаем на стратегии, и потихоньку скорбим по «Суперцивилизации ХХЬ] (интернета здесь нет, говорят, что выход в сеть здесь карается трибуналом, да и входить не с чего, ни одной телефонной розетки в округе), Кеша с Витьком из радиоакадемии только и делают, что бегают по каким-то коридорам и палят по сторонам из бластеров-фигастеров, Кешин друг Славик и Серега — программист зареченского районного пенсионного фонда, западают на RPG и квесты. Мы уже перестали удивляться местным порядкам и иногда шутим, сидючи в курилке, что если вся российская армия такая, то уклонисты — просто идиоты. Единственное, чего не хватало здесь, по образному выражению программиста Сереги, так это «вина и баб». И писем. Огорчало, что не было весточки из дому, хотя ребятам на работу, Белкину домой, а Маринке на почтовый ящик я написал на второй же день нашего пребывания в этом райском местечке. Ничего, будем надеяться, ответят еще… Мы вошли в двери учебного центра и уже было двинулись в сторону своих компьютеров, как увидели майора Куваева. Тот поигрывал изящной тонкой тросточкой, меряя зал длинными шагами. Построившись, мы дружно поприветствовали начальника. — Как служится? — спросил майор. — Отлично, хорошо, нормально… — ответили мы вразнобой. — Отставить! — резко приказал майор, мы сразу же заткнулись. — Вот, вот чего вам не хватает — слаженности! Группа должна действовать как единый слаженный механизм! Понятно? — Так точно! — ответили мы хором единым слаженным механизмом. — Уже лучше, — улыбнулся майор. — Теперь вопрос: «О чем думает солдат российской армии, когда идет в бой?» С ответом мы не торопились, на занятиях нам про это не говорили. — Ну так что? — усмехнулся Куваев, останавливаясь напротив меня. — Нет смельчаков? Тогда скажите вы, четвертый. — О том, как выполнить приказ, боевую задачу, о том, как нанести врагу наибольший вред и самому уцелеть, — неожиданно для самого себя процитировал я книжку, обнаруженную случайно на крышке бачка в сортире. Забавная такая книжица, фантастика, кажется. — Неплохо, — оценил мой ответ Куваев, — а кто скажет, чего боится солдат доблестной российской армии? Первым руку поднял неугомонный Кеша: — Расчет номер один группы семнадцать, — назвался Кеша, как учили. — Солдат доблестной российской армии не боится ничего! — гордо сообщил он и победно глянул на нас. — Ответ патриотичный, но неверный, — сказал майор, и Кеша увял. — Кто-нибудь еще попробует? Ну, что молчите, как рыба об лед, вот вы, как вы думаете? — спросил Куваев и снова указал тросточкой на меня. Я большим усилием воли заставил себя не чесать затылок и, помедлив, ответил: — Расчет четыре группы-17. Я думаю, российский солдат боится того же, что и все остальные солдаты, — погибнуть в бою. — Замечательно, — расплылся в улыбке майор, — и очень верно! Люблю курсантов с высшим образованием. Действительно, солдат боится погибнуть, будь он в окопе, в танке, в башне линкора. Впрочем, в башне линкора это не солдат, а матрос, но не будем отвлекаться. А что нужно сделать, чтобы солдат вражеской пули-снаряда не боялся? — По возможности защитить его от этих пуль-снарядов, — предположил я. — При обороне в окоп загнать, при атаке броней прикрыть или еще чем… — Тоже верно, — согласился майор, — но чтобы еще вернее? Не знаете? Еще вернее — держать его от этих пуль-снарядов подальше. Во дворе машина, загружайтесь. На жутко грохочущем на ухабах «Газ-66» мы приехали на полигон и сразу увидели танк. Танк был хорош: низенький, приземистый, обтекаемый, с далеко вперед вытянутым хоботом пушки. Он удовлетворенно урчал движком, и в этом урчании слышалась солидная мощь, по крайней мере мне так показалось. — Это новая разработка
— Компы! — радостно завизжал Кеша, едва мы перешагнули порог большого светлого зала. Вернее, не большого, а длинного, вдоль стен на удобных рабочих столах действительно красовались компы, и судя по светящимся циферкам на блоках — довольно мощные. За некоторыми машинами на удобных креслах, похожих на зубоврачебные, сидели какие-то люди. Лиц их было не разглядеть, почти на всех были шлемы наподобие тех, что мы надевали, забираясь внутрь механизмов там, в ангаре… Николай значительно глянул на меня, мол, «ну что я говорил», я в ответ лишь кивнул. — Смирно! — скомандовал прапорщик. Мы вытянулись в струнку, к нашей шеренге быстрым шагом подходил высокий худощавый майор. Он внимательно нас осмотрел и выслушал рапорт прапора: — Товарищ майор! Группа курсантов-стажеров прибыла в учебный центр для прохождения занятий. Командир группы-17 — старший прапорщик Блинный. Мы хором прыснули со смеху, надо же, Блинный! Прапор обернулся и незаметно погрозил нам кулаком, а майор уже шел вдоль шеренги и заглядывал нам по очереди в лица. — Что ж, товарищи курсанты, — сказал он, остановившись возле Кеши, — будем знакомы. Я начальник учебного центра майор Куваев, а посему вместе с товарищем прапорщиком являюсь вашим непосредственным командиром и наставником. Вы уже не мальчишки, люди серьезные… в основном, — добавил майор, с сомнением глянув на Кешу, — сами видите, с какой техникой вам предстоит работать. Техника серьезная, а потому сначала… небольшая формальность. Формальностью оказалась подписка о неразглашении. Мы клялись всем, что есть ценного и важного в нашей жизни, да и самой жизнью, что все увиденное на территории данной военной части сохраним в тайне до своих последних дней. Странная какая-то подписка, неуставная. Хорошо еще кровью не заставили расписаться… — К машинам! — приказал майор. — А что делать-то? — крикнул со своего кресла Кеша, когда мы расселись на «зубоврачебные» кресла перед мониторами. — Играйте, — сказал майор, развернулся к нам спиной и вышел в соседний зал. Вот уже вторую неделю мы — группа-17 только и делаем, что рубимся в игрушки. И по сети с 14:00 до 18:00, и в индивидуальном порядке. Нет, еще спим с 23:00 до 8:00, завтракаем, обедаем и ужинаем, бегаем на зарядку, по часу в день занимаемся строевой подготовкой с нашим Блином Лохматым, еще играем в футбол-баскетбол на стадионе и в пейнтбол в ангаре. Все остальное время мы просиживаем за компами в «учебном центре» и рубимся, рубимся, рубимся… Игрушек много — целый стеллаж компашек в центре зала, бери любую. Порой Куваев подходит к твоему столу, кладет диск с незнакомым названием и предлагает «посмотреть». Иногда попадаются интересные вещи. Причем как-то так получилось, что группа наша разбилась по интересам на пары. Мы с Николаем в основном западаем на стратегии, и потихоньку скорбим по «Суперцивилизации ХХЬ] (интернета здесь нет, говорят, что выход в сеть здесь карается трибуналом, да и входить не с чего, ни одной телефонной розетки в округе), Кеша с Витьком из радиоакадемии только и делают, что бегают по каким-то коридорам и палят по сторонам из бластеров-фигастеров, Кешин друг Славик и Серега — программист зареченского районного пенсионного фонда, западают на RPG и квесты. Мы уже перестали удивляться местным порядкам и иногда шутим, сидючи в курилке, что если вся российская армия такая, то уклонисты — просто идиоты. Единственное, чего не хватало здесь, по образному выражению программиста Сереги, так это «вина и баб». И писем. Огорчало, что не было весточки из дому, хотя ребятам на работу, Белкину домой, а Маринке на почтовый ящик я написал на второй же день нашего пребывания в этом райском местечке. Ничего, будем надеяться, ответят еще… Мы вошли в двери учебного центра и уже было двинулись в сторону своих компьютеров, как увидели майора Куваева. Тот поигрывал изящной тонкой тросточкой, меряя зал длинными шагами. Построившись, мы дружно поприветствовали начальника. — Как служится? — спросил майор. — Отлично, хорошо, нормально… — ответили мы вразнобой. — Отставить! — резко приказал майор, мы сразу же заткнулись. — Вот, вот чего вам не хватает — слаженности! Группа должна действовать как единый слаженный механизм! Понятно? — Так точно! — ответили мы хором единым слаженным механизмом. — Уже лучше, — улыбнулся майор. — Теперь вопрос: «О чем думает солдат российской армии, когда идет в бой?» С ответом мы не торопились, на занятиях нам про это не говорили. — Ну так что? — усмехнулся Куваев, останавливаясь напротив меня. — Нет смельчаков? Тогда скажите вы, четвертый. — О том, как выполнить приказ, боевую задачу, о том, как нанести врагу наибольший вред и самому уцелеть, — неожиданно для самого себя процитировал я книжку, обнаруженную случайно на крышке бачка в сортире. Забавная такая книжица, фантастика, кажется. — Неплохо, — оценил мой ответ Куваев, — а кто скажет, чего боится солдат доблестной российской армии? Первым руку поднял неугомонный Кеша: — Расчет номер один группы семнадцать, — назвался Кеша, как учили. — Солдат доблестной российской армии не боится ничего! — гордо сообщил он и победно глянул на нас. — Ответ патриотичный, но неверный, — сказал майор, и Кеша увял. — Кто-нибудь еще попробует? Ну, что молчите, как рыба об лед, вот вы, как вы думаете? — спросил Куваев и снова указал тросточкой на меня. Я большим усилием воли заставил себя не чесать затылок и, помедлив, ответил: — Расчет четыре группы-17. Я думаю, российский солдат боится того же, что и все остальные солдаты, — погибнуть в бою. — Замечательно, — расплылся в улыбке майор, — и очень верно! Люблю курсантов с высшим образованием. Действительно, солдат боится погибнуть, будь он в окопе, в танке, в башне линкора. Впрочем, в башне линкора это не солдат, а матрос, но не будем отвлекаться. А что нужно сделать, чтобы солдат вражеской пули-снаряда не боялся? — По возможности защитить его от этих пуль-снарядов, — предположил я. — При обороне в окоп загнать, при атаке броней прикрыть или еще чем… — Тоже верно, — согласился майор, — но чтобы еще вернее? Не знаете? Еще вернее — держать его от этих пуль-снарядов подальше. Во дворе машина, загружайтесь. На жутко грохочущем на ухабах «Газ-66» мы приехали на полигон и сразу увидели танк. Танк был хорош: низенький, приземистый, обтекаемый, с далеко вперед вытянутым хоботом пушки. Он удовлетворенно урчал движком, и в этом урчании слышалась солидная мощь, по крайней мере мне так показалось. — Это новая разработка