двое: секретарь комитета Яша Потехин и майор государственной безопасности Василий Иванович Голубев. Открыв дверь, Андрей смущенно остановился у порога.

— Извините, что без стука. Может быть, мне зайти попозже?

— Нет, нет, — возразил Голубев. — Тебя-то мы и ждем...

СТАРШИНА ЗАПАСА

Демобилизованный старшина запаса Андрей Васильков возвращался домой с восточной границы. Определенного местожительства у него не было, и своим домом он мог считать любой уголок родины, куда бы ни занесла его удачливая судьба.

При отправке из воинской части он, недолго задумываясь, назвал далекую среднеазиатскую станцию, где воспитывался в детском доме, кончил железнодорожное училище и работал в вагонном депо вплоть до ухода в армию. Полковой писарь, выправляя Василькову дорожные документы, несколько раз вопросительно повторил:

— Станция Жанаарка, Карагандинской дороги? Удивляюсь, как это Орлеанская дева через полтыщи лет объявилась в Казахстане, преобразившись в железнодорожную станцию.

Писарь был человеком начитанным и, мысленно проведя ему одному понятную аналогию между предательским выстрелом в советского дипломатического курьера и костром католической церкви, на котором была сожжена французская патриотка, продекламировал:

Андрею ничего не оставалось больше сделать, как крепко пожать поэтически настроенному писарю его пухлую руку и двинуться на вокзал.

Откуда было знать поклоннику Маяковского, что Жанаарка в переводе с казахского означает Красная новь и ничего общего с французской патриоткой не имеет.

Билет Андрею достался в воинский вагон, где ехали демобилизованные солдаты и матросы. Предстояла десятидневная тряска на жесткой полке в родной солдатской среде, с новыми дорожными друзьями.

Первые дни в пути, как водится, прошли незаметно.

С утра до вечера всем купе зашибали «флотского козла» — соседями Андрея оказались тихоокеанские моряки. На коротких стоянках матросы чудом успевали купить у босоногих девчонок крупные соленые огурцы. Заскакивая в вагон на ходу, они уже с подножки рассчитывались с маленькими торговками, бросая им в протянутые руки помятые рубли и трешницы. К огурцам всегда находилась «московская». Ее тайком от строгой проводницы тети Даши проносили в вагон проигравшиеся в «козла». С виду крепкие, полнотелые огурцы вели себя предательски: при первом же укусе из них вытекал едкий рассол и выскакивали мелкие семечки. То и другое норовило обязательно попасть на гимнастерку и брюки. Чертыхаясь и отплевываясь, пострадавшие вытирали носовыми платками руки и одежду. И снова, перекликаясь со стуком колес на стыках, гремели «кости» и дружный хохот игроков сопровождал каждый промах противной стороны.

ДАР ВАЛДАЯ

На пятые сутки, когда позади остались нерчинские рудники, бурятские степи и озеро Байкал, Андрей отстал от поезда. Сделано было это, как выяснилось позже, преднамеренно.

В соседнем вагоне из Читы с совещания молодых специалистов возвращалась домой инженер вагонного депо Таня Загорская. Привлеченная громкими песнями, несущимися вразнобой из воинского вагона, она с двумя соседками по купе перешла к певцам и сразу захватила руководство нестройным до того хором.

Казалось, что репертуар ее неиссякаем. Вслед за старинными сибирскими песнями, прославлявшими священный Байкал, бродягу, бежавшего с Сахалина, дикие степи Забайкалья и знаменитый Александровский централ, полились современные лирические, бравые солдатские, озорные шуточные песни. А когда началось сольное исполнение и Таня одну за другой пропела несколько русских народных песен из репертуара Лидии Руслановой, игра в «козла» прекратилась. К группе поющих из крайнего купе пробился пограничник в форме старшины с трофейным аккордеоном.

— Кажется, здесь не хватает только аккомпанемента, — весело заявил Андрей, раздвигая толпу певцов и слушателей. — Подвинься-ка, браток, — подтолкнул он бритоголового солдата и подсел к увлеченной песнями Татьяне.

Знакомиться было некогда. Освобождая аккордеон от футляра, Андрей успел разглядеть, что обладательница звучного контральто была одета в железнодорожную форму. Черное шерстяное платье плотно облегало ее худенькую фигурку. Внимание Андрея привлекли серебряные погоны с двумя миниатюрными звездочками и с какой-то непонятной эмблемой. Не различая мудреных железнодорожных званий и знаков отличия, но прекрасно разбираясь в музыке и голосах, Андрей мысленно отметил, что не перевелись таланты на Руси, и растянул мехи. В купе, переполненное народом, вместе с музыкой ворвалась, гремя колокольчиком — даром Валдая, — знаменитая тройка почтовая.

Юноша и девушка подружились с одного взгляда, как могут подружиться и стать неразлучными только песня с музыкой.

Вечером, когда проводница тетя Даша, установившая в воинском вагоне строгий казарменный режим, скомандовала «отбой» и «отход ко сну», Таня, сопровождаемая Андреем, вернулась в свой вагон, где для пассажиров правила внутреннего распорядка были явно гражданскими.

Когда тебе двадцать три года и рядом у открытого окна девушка, твоя ровесница, и впереди темная ночь, а за окном мелькают таежные разъезды, тусклые огни полустанков, густые перелески и пестрые шлагбаумы, тогда для двоих времени не существует.

Ночь...

Сонь...

И эта встреча кажется дивным сном наяву. Разве не сон эти доверчивые серые глаза и яркие губы на смуглом лице, уже тронутом первыми лучами скупого на тепло сибирского солнца? И разве не сон эта прерывистая речь, когда оба спешат высказать о себе все... все...

Да, это сон, сон короткий, стремительный, после которого наступает пробуждение, полное светлой радости, надежд и ожиданий.

ПОЕЗД УХОДИТ БЕЗ ПАССАЖИРА

Проводник, облачившись в белую курточку, смешно сидящую на его грузной фигуре, разносил горячий крепкий чай и весело приговаривал:

— Не угодно ли напиться чайку из ангарской водицы?..

— Через два часа я схожу, — грустно промолвила Таня, отодвигая стакан с нетронутым, остывшим чаем.

— Ну что ж, прощай, Танюша. Когда-то теперь встретимся?

Андрей пытался шутить, что нынче не то что человек с человеком, а