ХОЗЯЙКА. Тогда отчего не поверить ей? Вы были просто одним из ее друзей.
МУЖЧИНА (пауза). Одним из ее… друзей. Да. Попытаюсь примириться с этим. (Небольшая пауза). Не отчего я не чувствую себя опустошенным? Отчего я все еще так полон? Что должен я сделать — или сказать — чего не сделал или не сказал прежде, чтобы перелом совершился? (Плачет). Боже мой, что я говорю! (Умоляюще). Вы же знаете! Доскажите!
ХОЗЯЙКА. Вероятно… лучше оставить так, как есть, это и будет самое лучшее?
Он медленно отворачивается от нее, внимая ее голосу.
И это все, что вообще могло из этого выйти… Пауза.
МУЖЧИНА. Вы так думаете? Так вам кажется? ХОЗЯЙКА. Да. МУЖЧИНА. Что сейчас мы ближе друг другу, чем когда-либо сможем стать? ХОЗЯЙКА. Да. Но она уверена, что преодолеет; она знает, что будет жить. МУЖЧИНА. Значит, это просто… временный испуг. ХОЗЯЙКА. О, да, но ужасный… МУЖЧИНА (с возрастающей надеждой). Это возможно, она и, правда, ни за что бы не пожелала, чтоб видели, насколько она испугана, особенно я. Она презирает трусость; на что угодно пойдет, чтоб доказать свое мужество — на что угодно! Думаю, вероятно, вы правы; она захочет меня видеть, когда все пройдет! Когда она вновь выйдет победительницей! ХОЗЯЙКА. Я в этом уверена! МУЖЧИНА. С другой стороны… (Внезапно замолкает, словно под ним отверзлась бездна; лицо его утрачивает всякое выражение). Возможно также, не правда ли… что… ХОЗЯЙКА (резко прерывает его, с ужасом). Для чего углубляться? Вы все скоро узнаете. МУЖЧИНА. Но только если смогу увидеть ее. Она ни за что не хочет назвать больницу. ХОЗЯЙКА (прикасаясь к эго руке). Для чего углубляться? МУЖЧИНА. Но если она умрет? ХОЗЯЙКА. Она так не думает. МУЖЧИНА (с уверенностью и пониманием). Или же думает. Он поворачивается к ней, она преисполнена любви и муки, он говорит, обращаясь непосредственно к ней, сжав ее руку в своей.
Так или иначе мое присутствие… только углубило бы между нами то, чего не следовало бы углублять, потому что теперь, очень скоро, я сделаюсь слишком стар. Если она выздоровеет… для нас будет нехорошо, что мы перенесли такие страдания. Возраста это не излечит, ничто не излечит… Вот в чем дело. Она протягивает к нему губы; он целует ее.
Она не хочет ничего портить, понимаете, ничего углублять и портить. ХОЗЯЙКА (обнимает его, прижимаясь в нему всем телом, с огромной жаждой и ощущением последнего объятия). Она хочет, чтобы все осталось, как есть… навсегда. (Притягивает его лицо к своему). Целуются.
Какая нежность! Он вновь целует ее. (Почти с криком прощания). О, какая нежность! Он высвобождается из ее объятий, с новой мыслью осматривает магазинчик.
МУЖЧИНА. Значит, мне нужно послать ей что-то, что можно долго хранить. (Он с возбуждением осматривает зал, будто заранее зная, что искать. Все быстрее переходит от предмета к предмету, задерживается у лотка с бижутерией, вытаскивает часы на золотой цепочке). Идут? (Заводит их). ХОЗЯЙКА. О, да, и очень точно. Антикварные. МУЖЧИНА (подносит часы к уху кладет на ладонь, как бы взвешивает на руке, затем надевает на шею ХОЗЯЙКЕ и отступает назад, чтобы посмотреть). Да, красиво. ХОЗЯЙКА. Я знаю. Он начинает доставать бумажник.
Возьмите. (Она снимает часы и протягивает ему, раскачивая на цепочке). Он убирает бумажник; осознав смысл сказанного, замирает.
Ну, берите — как раз то, что нужно. Каждый раз, как она на них взглянет, они подскажут ей, что надо быть мужественной. Он берет часы, разглядывает их в своей руке.
Вы так и не назвали ее имени. (Начинает улыбаться). МУЖЧИНА (начинает улыбаться). А вы — своего. (Небольшая пауза). Спасибо вам. Спасибо вам… большое. На их лицах расплывается широкая улыбка — словно знак того, что они хорошо знакомы. Свет начинает тускнеть; с улыбкой на лице он выходит из выгородки, проходит на авансцену, глядя перед собой долгим взглядом. Женщину и бутик поглощает темнота, пока они не исчезают совсем. Он бредет прочь, один.
И это все, что вообще могло из этого выйти… Пауза.
МУЖЧИНА. Вы так думаете? Так вам кажется? ХОЗЯЙКА. Да. МУЖЧИНА. Что сейчас мы ближе друг другу, чем когда-либо сможем стать? ХОЗЯЙКА. Да. Но она уверена, что преодолеет; она знает, что будет жить. МУЖЧИНА. Значит, это просто… временный испуг. ХОЗЯЙКА. О, да, но ужасный… МУЖЧИНА (с возрастающей надеждой). Это возможно, она и, правда, ни за что бы не пожелала, чтоб видели, насколько она испугана, особенно я. Она презирает трусость; на что угодно пойдет, чтоб доказать свое мужество — на что угодно! Думаю, вероятно, вы правы; она захочет меня видеть, когда все пройдет! Когда она вновь выйдет победительницей! ХОЗЯЙКА. Я в этом уверена! МУЖЧИНА. С другой стороны… (Внезапно замолкает, словно под ним отверзлась бездна; лицо его утрачивает всякое выражение). Возможно также, не правда ли… что… ХОЗЯЙКА (резко прерывает его, с ужасом). Для чего углубляться? Вы все скоро узнаете. МУЖЧИНА. Но только если смогу увидеть ее. Она ни за что не хочет назвать больницу. ХОЗЯЙКА (прикасаясь к эго руке). Для чего углубляться? МУЖЧИНА. Но если она умрет? ХОЗЯЙКА. Она так не думает. МУЖЧИНА (с уверенностью и пониманием). Или же думает. Он поворачивается к ней, она преисполнена любви и муки, он говорит, обращаясь непосредственно к ней, сжав ее руку в своей.
Так или иначе мое присутствие… только углубило бы между нами то, чего не следовало бы углублять, потому что теперь, очень скоро, я сделаюсь слишком стар. Если она выздоровеет… для нас будет нехорошо, что мы перенесли такие страдания. Возраста это не излечит, ничто не излечит… Вот в чем дело. Она протягивает к нему губы; он целует ее.
Она не хочет ничего портить, понимаете, ничего углублять и портить. ХОЗЯЙКА (обнимает его, прижимаясь в нему всем телом, с огромной жаждой и ощущением последнего объятия). Она хочет, чтобы все осталось, как есть… навсегда. (Притягивает его лицо к своему). Целуются.
Какая нежность! Он вновь целует ее. (Почти с криком прощания). О, какая нежность! Он высвобождается из ее объятий, с новой мыслью осматривает магазинчик.
МУЖЧИНА. Значит, мне нужно послать ей что-то, что можно долго хранить. (Он с возбуждением осматривает зал, будто заранее зная, что искать. Все быстрее переходит от предмета к предмету, задерживается у лотка с бижутерией, вытаскивает часы на золотой цепочке). Идут? (Заводит их). ХОЗЯЙКА. О, да, и очень точно. Антикварные. МУЖЧИНА (подносит часы к уху кладет на ладонь, как бы взвешивает на руке, затем надевает на шею ХОЗЯЙКЕ и отступает назад, чтобы посмотреть). Да, красиво. ХОЗЯЙКА. Я знаю. Он начинает доставать бумажник.
Возьмите. (Она снимает часы и протягивает ему, раскачивая на цепочке). Он убирает бумажник; осознав смысл сказанного, замирает.
Ну, берите — как раз то, что нужно. Каждый раз, как она на них взглянет, они подскажут ей, что надо быть мужественной. Он берет часы, разглядывает их в своей руке.
Вы так и не назвали ее имени. (Начинает улыбаться). МУЖЧИНА (начинает улыбаться). А вы — своего. (Небольшая пауза). Спасибо вам. Спасибо вам… большое. На их лицах расплывается широкая улыбка — словно знак того, что они хорошо знакомы. Свет начинает тускнеть; с улыбкой на лице он выходит из выгородки, проходит на авансцену, глядя перед собой долгим взглядом. Женщину и бутик поглощает темнота, пока они не исчезают совсем. Он бредет прочь, один.
Конец.