вас.

– Спасибо, молодой человек, – спокойно ответила она. – Я готова.

Она вынула свою руку из моей и обняла меня за плечо, как бы заявляя свои права на меня. В этот момент Шарлотта, подойдя с другой стороны, сделала то же самое. На секунду я почувствовал, что в груди тайного агента Кэлверта разливается некое неиспытанное ранее блаженство. Но такое состояние, конечно же, не могло продолжаться долго.

– Вы знали, что я обманываю вас, Филипп? Вы знали все с самого начала?

– Да, – выручил меня дед. – Но мне он только намекал на это.

Что и говорить, дед не очень хорошо понимал намеки, поэтому мне пришлось объяснять ему все буквально.

– Это не было трудно, каждый из вас понемногу помог мне разгадать ребус. Началось все с приезда сэра Антони на «Огненный крест». Он рассказал, что кто-то разбил радиостанцию на «Шангри-Ла», и таким образом хотел убедить меня, что он не преступник. Но я сделал совершенно противоположный вывод. «Невинная жертва, – подумал я, – не стала бы наносить визит на соседний корабль, а немедленно сообщила бы в полицию, попыталась бы телефонировать в Глазго или в Лондон. Короче говоря, если он появился у меня, значит, его совесть не чиста». Следующая ваша оплошность, сэр Антони, – я надеюсь, вы не обидитесь, – усилила мои подозрения: вы выразили опасение, что неизвестный преступник мог испортить телефоны-автоматы в порту. «Ну и что? – подумал я тогда. – Ведь он может позвонить из чьего-нибудь дома». А потом понял: уже тогда вы знали, что телефонный кабель перерезан, но старались «замаскировать» свою осведомленность. Кроме того, старый почтенный Макдональд говорил о вас как о святом человеке, а в тот вечер на «Шангри-Ла» вы вели себя просто чудовищно. Здесь что-то было не так. Если я и поверил вашей игре, то только на минуту. Человек, проживший тридцать лет душа в душу с одной женщиной, не мог превратиться в изверга по отношению к другой женщине уже через несколько недель после свадьбы. Тем более если речь идет о таком очаровательном существе, как Шарлотта.

– Ах... Спасибо, Филипп. – Теперь в глазах у Шарлотты совсем не было страха, только нормальное женское кокетство и что-то еще, чего я не мог объяснить, но чего уже совсем не опасался.

– Короче говоря, я понял, что вас, сэр Антони, заставили играть роль бессердечного тирана. Но почему, думал я, гордая и утонченная Шарлотта соглашается терпеть это хамство? Любовь? Но за что же здесь любить? Вывод напрашивался сам собой: и вас, сэр Антони, и Шарлотту шантажировали. И скорее всего, это был кто-то из присутствующих. Кто же являлся режиссером этого спектакля? Нетрудно было сообразить, что их двое – Лаворский и Долльманн. Зачем они устроили это представление? О, это был с их стороны дальновидный и мудрый ход. Мало ли что могло случиться с миниатюрным передатчиком, который они установили на «Огненном кресте». Мог понадобиться новый источник информации. И они начали загодя готовить «легенду» для своего агента в нашем тылу. Не могу утверждать, что на сто процентов был уверен в появлении Шарлотты на «Огненном кресте», но на 99,9 процента эта уверенность у меня была. И действительно, Шарлотта появилась у нас, нарисовав себе для пущего эффекта синяк под глазом (кстати, если присмотреться, можно заметить, что краска уже сходит) и имея на спине три страшных следа от удара бичом. В сумочке среди одежды лежали разные странные вещи. Но если пистолет и маленький передатчик еще можно было как-то объяснить, то флакончик духов был, пожалуй, перебором. Несчастная запуганная жертва на пороге гибели, выбирающая подходящий моменту сорт духов... Люди, отправлявшие вас, недоглядели. Но тогда они были уверены в успехе. «Просим вас сделать все как надо, мадам Шарлотта, иначе Мадлен Ставракис не поздоровится!»

– Именно так они и сказали, – прошептала несостоявшаяся Мата Хари.

– Во время войны, – продолжал я, предусмотрительно объявив старческую слепоту деда Артура знаком военной доблести, – зрение сэра Артура было серьезно повреждено. Но мои глаза в полном порядке. Я увидел на спине, предъявленной Шарлоттой в качестве доказательства своей лояльности по отношению к нам, не только рубцы от бича, но и следы от обезболивающих уколов. Наверное, на этом настоял сэр Антони?

– Я мог стерпеть многое, но это было слишком, – отозвался Ставракис.

– Да, сэр Антони, мы знаем. Мы знаем также, что именно вы потребовали сохранить жизнь всем пленникам. Я даже догадываюсь, какой аргумент вы использовали: вы сказали, что сообщите Макдональду о смерти его сыновей, не так ли?

Попадание было, что называется, в «десятку».

– Вы знаете все...

– Или почти все. Вернусь к рубцам на спине Шарлотты. Хотя это и парадоксально, но процедура обезболивания стала для меня своеобразным сигналом или даже сообщением от вас, сэр Антони. Нужно было только правильно истолковать его. Что касается вашего актерского мастерства, Шарлотта, – оно непревзойденно, но ваш режиссер, а вернее, режиссеры многого не учли. Например, когда я дотронулся ногтем до вашей раны, вы должны были почувствовать невыносимую боль, а вы, вместо того чтобы подпрыгнуть до потолка, даже не вздрогнули. И это после купания в соленой морской воде.

– Короче говоря, мне было почти все ясно, – продолжал я, – но, коль уж вы были с нами, Шарлотта, мне хотелось использовать это обстоятельство. Я сказал вам, что мы уходим в море в полночь. Вы тут же поспешили в свою каюту, чтобы сообщить об этом Лаворскому. Тот выслал Квиста, Жака и Крамера за час до указанного вами срока. Они должны были застать нас врасплох. Должен признаться, Шарлотта, в вашем лице Мадлен Ставракис имеет очень преданную подругу: ради спасения ее жизни вы, не задумываясь, жертвовали нашими... Задумываться вы начали только позднее, не так ли?

Шарлотта, кусая губы, молчала.

– Но я был готов встречать гостей. Жак и Крамер погибли. Потом я проинформировал вас, что мы плывем к Мак-Горну и к рыбакам. Вы снова аккуратно сообщили обо всем Лаворскому. Но это его не могло взволновать. Следующим пунктом нашего путешествия был замок Кирксайда. И вы снова хотели бежать в свою каюту, но... На этот раз я не мог позволить вам передать сообщение, поэтому мне пришлось приготовить вам кофе по собственному уникальному рецепту, после чего вы уснули прямо на ковре, даже не добравшись до кушетки.

– На ковре... Значит, вы заходили в мою каюту?

– О Шарлотта, по сравнению со мной Дон Жуан – неиспорченный мальчишка. Я вхожу в комнаты прекрасных дам, а потом выхожу из этих комнат, даже не воспользовавшись ситуацией. Не правда ли, это высшая степень обольщения? Сьюзан Кирксайд может подтвердить эту истину. Короче говоря, я переложил вас на диван. Но, прежде