богам, которые появляются из сверкающего моря.
Одной из многих, характерных для него любопытных особенностей была привычка неожиданно засыпать. По-моему, это называется нарколепсией. Это могло произойти на спокойной встрече друзей, скромно выпивавших, сидя за столом; это могло произойти в библиотеке, где он делал выписки из книги (он любил учиться), или когда он сидел рядом с вами на диване. Внезапно он засыпал. Это был вполне здоровый сон, и со временем друзья перестали волноваться. Мне эта его особенность всегда представлялась реакцией на реальность — все происходило в один миг. Я считала, когда он сталкивался с чем-то неприемлемым, он просто выключался. Я по-прежнему думаю, что его сон — по крайней мере частично — объяснялся психологическими проблемами.
В начале знакомства с Дамианом я принимала его историю за чистую монету. На конвертах писем я писала: барону де Догерти, как ни странно это звучало. Его имя не значилось ни в одном из справочников титулованных особ и старых европейских семей, хотя он утверждал, что где-то числится. Эта информация, которой я не искала, так и осталась непроверенной мной. Согласно тем, кто знал его несколько лет назад, он был женат на богатой девушке-перуанке. Но пути их разошлись. Говорили, что она — талантливый фотограф, все еще практикующий в Париже. Я восприняла этот факт не раздумывая — лишь впоследствии у меня появилась причина вспомнить об этом.
А он некоторое время занимался генеалогией. Я знала, что у него много французских и итальянских друзей. Некоторые из последних пришли в восторг, узнав, что Дамиан «обнаружил» их благородное происхождение. Они могли теперь тоже именовать себя «баронами».
Я пыталась выяснить, кто он в действительности, но через некоторое время поняла, что он — просто никто. Он был действительно настоящей фальшивкой.
Я полагаю, Дамиан в значительной степени верил своим историям. Он пытался написать автобиографию, поэтому, я думаю, и старался сблизиться со мной.
— Я дошел до того места, когда моя тетя, графиня Клементина де Beвей, приехала в Швейцарию навестить меня в школе.
— Я считала, что вы ходили в школу в Солт-Лейк-Сити, — сказала я, получив такую информацию от одной из его соучениц.
— О, это было раньше.
Взяв на себя роль литературного советчика, я предложила ему превратить свою автобиографию в роман. Он принял мое предложение.
Другой странный факт: все любили общаться с Дамианом, пока он был жив: его приглашали на уик-энды, на обеды и просто на пикники на природе, однако, несмотря на его популярность и силу обаяния, когда он умер, о нем никто не горевал. Он был тут, он вызывал у нас улыбки, никто не верил ни единому его слову, а потом его не стало.
Вскоре после его смерти я зашла в книжный магазин в Генте и стала просматривать старые фотографии. Мне попалась стопка фотографий — все они были в изящных рамках. — Люди покупают их, — пояснил мне владелец магазина, — именно ради рамок. Но я лично, — сказал он, — нахожу и фотографии очень привлекательными. Очень ностальгическими. А я обнаружила, что смотрю на свою бабушку, на моих пратеток Нэнси и Салли. Была тут и Мэри-Энн. И высокая и самоуверенная Сара Роуботтом. И Глэдис с королевским шарфом через плечо. Но это не были выцветшие фотографии. Они были более яркие, с попыткой наложить своего рода золотисто-коричневатую дымку. — Откуда эти фотографии? — спросила я. — Я купил их в Англии, — сказал владелец магазина. — В одном доме шла распродажа, и они приглянулись мне. Что-то было не так с моей бабушкой. Бог мой, на голове у нее была тиара, а на шее, несомненно, орден Золотого Руна — пышное ожерелье, с которого свисала баранья шкура. Так же выглядела и моя пратетка Нэнси. Исчез ее медальон черного дерева, а вместо него красовалась медаль, которую впоследствии определили как орден Черного Орла — прусский орден, даваемый только членам королевских семейств. Мои скромные родственницы — одна за другой — были облагорожены орденами и подвязками, нитками жемчуга (у моей бабушки Генриетты было семь нитей), тиарами с драгоценными камнями. У моего прадяди Джима появился маньчжурский орден Дракона на груди. — Кто эти люди? — спросила я. — О, это благородные родственники покойного барона де Догерти, — сказал владелец магазина. — Эти фотографии висели на стенах в его кабинете. Не представляют большого интереса, если не считать рамки. У него, конечно, была очень хорошая родня, так что, возможно, историки… Я купила фотографии без рамок за слишком высокую цену, хотя владелец считал ее слишком низкой, что всегда происходит. После изучения снимков экспертом по фотографии и сравнения их с теми, что не были украдены, стало ясно, что они были перефотографированы с поддельными знаками отличия. Он все же кое-чему научился от своей супруги — перуанского фотографа. На этих фотографиях было все, ради чего он жил: орден Генриха Льва, орден Звездного Креста, даже орден Красного Флага. Я люблю эти фальшивые снимки, — люблю их все. Но мой любимый — тот, где кузина моей матери, стройная миссис Хендерсон, снятая в профиль, разглядывает, нагнувшись, не свою швейную машину, а входит в «Роллс-Ройс». И у дверцы стоит шофер — так наконец исполнилась мечта всей ее жизни.
Вскоре после его смерти я зашла в книжный магазин в Генте и стала просматривать старые фотографии. Мне попалась стопка фотографий — все они были в изящных рамках. — Люди покупают их, — пояснил мне владелец магазина, — именно ради рамок. Но я лично, — сказал он, — нахожу и фотографии очень привлекательными. Очень ностальгическими. А я обнаружила, что смотрю на свою бабушку, на моих пратеток Нэнси и Салли. Была тут и Мэри-Энн. И высокая и самоуверенная Сара Роуботтом. И Глэдис с королевским шарфом через плечо. Но это не были выцветшие фотографии. Они были более яркие, с попыткой наложить своего рода золотисто-коричневатую дымку. — Откуда эти фотографии? — спросила я. — Я купил их в Англии, — сказал владелец магазина. — В одном доме шла распродажа, и они приглянулись мне. Что-то было не так с моей бабушкой. Бог мой, на голове у нее была тиара, а на шее, несомненно, орден Золотого Руна — пышное ожерелье, с которого свисала баранья шкура. Так же выглядела и моя пратетка Нэнси. Исчез ее медальон черного дерева, а вместо него красовалась медаль, которую впоследствии определили как орден Черного Орла — прусский орден, даваемый только членам королевских семейств. Мои скромные родственницы — одна за другой — были облагорожены орденами и подвязками, нитками жемчуга (у моей бабушки Генриетты было семь нитей), тиарами с драгоценными камнями. У моего прадяди Джима появился маньчжурский орден Дракона на груди. — Кто эти люди? — спросила я. — О, это благородные родственники покойного барона де Догерти, — сказал владелец магазина. — Эти фотографии висели на стенах в его кабинете. Не представляют большого интереса, если не считать рамки. У него, конечно, была очень хорошая родня, так что, возможно, историки… Я купила фотографии без рамок за слишком высокую цену, хотя владелец считал ее слишком низкой, что всегда происходит. После изучения снимков экспертом по фотографии и сравнения их с теми, что не были украдены, стало ясно, что они были перефотографированы с поддельными знаками отличия. Он все же кое-чему научился от своей супруги — перуанского фотографа. На этих фотографиях было все, ради чего он жил: орден Генриха Льва, орден Звездного Креста, даже орден Красного Флага. Я люблю эти фальшивые снимки, — люблю их все. Но мой любимый — тот, где кузина моей матери, стройная миссис Хендерсон, снятая в профиль, разглядывает, нагнувшись, не свою швейную машину, а входит в «Роллс-Ройс». И у дверцы стоит шофер — так наконец исполнилась мечта всей ее жизни.