такой наивный, с родинкой у рта.
Но в нем тебе не нравилась
одна лишь
для женщины обидная черта:
он был поэт, хотя и малой силы,
но был,
любил
и за строкой спешил.
И как бы ты ни жгла
и ни любила, —
так, как стихи, тебя он не любил.
И в самый крайний миг перед атакой,
самим собою жертвуя, любя,
он за четыре строчки Пастернака
в полубреду, но мог отдать тебя!
Земля не обернется мавзолеем…
Прости ему: бывают чудаки,
которые умрут, не пожалея,
за правоту прихлынувшей строки.
«Я не знаю, у какой заставы…»
Я не знаю, у какой заставы
Вдруг умолкну в завтрашнем бою,
Не коснувшись опоздавшей славы,
Для которой песни я пою.
Ширь России, дали Украины,
Умирая, вспомню… и опять —
Женщину, которую у тына
Так и не посмел поцеловать.
«Как жил, кого любил…»
Как жил, кого любил,
Кому руки не подал,
С кем дружбу вел и должен был кому —
Узнают все,
Раскроют все комоды,
Разложат дни твои по одному.
В августе
Берег цвел репейником и илом,
За репей цеплялась лебеда,
И как будто намертво застыла
В черно-синей заводи вода.
Бочаги пугали глубиною,
Синей топью угрожала зыбь.
Бурлаками с звонкой бечевою
Шли отлогим берегом вязы.
А навстречу — выжженные дали
В неумолчном грохоте войны…
Серебром рассыпанным упали
Бубенцы серебряной луны.
Дымом потянуло из ложбины,
Ветер дол тревожил горячо.
Кисти окровавленной рябины
Тяжело свисали на плечо.
«Пусть помнят те, которых мы не знаем…»
Пусть помнят те, которых мы не знаем:
нам страх и подлость
были не к лицу.
Мы пили жизнь до дна
и умирали
за эту жизнь,
не кланяясь свинцу.
«Ни наших лиц, ни наших комнат…»
Ни наших лиц, ни наших комнат…
Но пусть одно они запомнят:
вокруг московского Кремля
вращалась в эти дни Земля.
«Когда к ногам подходит стужа…»
Когда к ногам подходит стужа
пыткой —
в глазах блеснет
морозное стекло,
как будто
вместе с посланной открыткой
ты отослал последнее тепло.
А между тем всё жизненно
и просто,
и в память входит славой на века
тяжелых танков
каменная поступь
и острый блеск холодного штыка.
«Нам не дано спокойно сгнить в могиле…»
Нам не дано спокойно сгнить в могиле —
Лежать навытяжку и, приоткрыв гробы, —
мы слышим гром предутренней пальбы,
призыв охрипшей полковой трубы
с больших дорог, которыми ходили.
Мы все уставы знаем наизусть.
Что гибель нам? Мы даже смерти выше.
В могилах мы построились в отряд
и ждем приказа нового. И пусть
не думают, что мертвые не слышат,
когда о них потомки говорят.
«О нашем времени расскажут…»
О нашем времени расскажут.
Когда пройдем, на нас укажут
и скажут сыну: — Будь прямей!
Возьми шинель — покроешь плечи,
Когда мороз невмоготу.
А тем — прости: им было нечем
Прикрыть бессмертья наготу.
Компьютерный набор Л. Логвинова
