было объявлено в новостях…

Два грузовых лифта работали почти бесшумно. Двери открывались и закрывались… Директриса отдавала распоряжения автоматически и беспрестанно моргала.

Нет, это не был страх за Регину — не то привычное беспокойство сделать что-то не так, допустить промашку, потерять работу…

Регины не было. Это был страх за себя.

Последняя пара шмыгнула в лифт. Створки дверей съехались перед моим носом.

Мы остались только вдвоём. Так было в первый раз. Обычно мы с Региной, как нечто чуждое, но и как что-то надёжное и дающее нам защиту, ощущали рядом огромную тушу нашей атлетической опекунши. Директриса всегда была для нас «третьей», она ходила с нами на все тренировки… Но она посещала и занятия по интуистике — её натаскивали, как и нас, воспринимать, угадывать невидимую опасность. Поэтому я ощутила сейчас родившийся в ней страх — знакомое, шевельнувшееся и во мне ощущение тревоги.

Лифт опускался вниз — постукивал и поскрипывал где-то совсем близко. Я чувствовала привычный холодок в груди. Вечный ужас, что сейчас перережут трос, взорвут кабину, что откажет гравизащита…

Наклонившись, директриса привычно потрогала кнопку на моём поясе. Это входило в её обязанности — проверить, включили ли мы с Региной механизм гравитационной защиты. Такие пояса были только у нас двоих… Может быть, поэтому мы и последними садились в лифт…

И тут меня осенило… Гравизащита! Я-то хорошо знала: доставкой грузов по воздуху занималась Служба Королевского Телекинеза… Тогда почему?.. Конечно! Вот почему мне не нравилась эта машина! Она висела на самых обыкновенных стальных тросах!

«Скорая помощь» с синей эмблемой службы гравитационной доставки и… простой вертолёт!

Я не заметила, как мы вошли в лифт. Лицо директрисы в свете кварцевой лампы было страшным.

— Закрыть глаза! — сказала она машинально. Голос у неё дрожал. Конечно же, она поняла всё сразу!.. Медслужба подчинялась Королевской власти — все машины «скорой помощи» были собственностью государства. Их не было ни на одном айле. Вертолёт же мог принадлежать и частной фирме, и государственной. Но если бы он принадлежал последней, то грузы бы доставлялись с помощью телекинеза. «Скорая помощь» не висела бы на стальных тросах.

Итак, государственную машину доставлял на айл через кордоны и контрольные службы вертолёт неизвестной фирмы. Вот! Неужели такое возможно? И неужто полицейский этого не знал?

Директриса уже не следила за своим лицом, она была подавлена и растеряна. Рука машинально тянулась к выпуклому карманчику на груди с мобильником аварийной службы.

— Машина? — спросила я одними губами почти неслышно и увидела в её глазах страх.

В такой ситуации мы были в первый раз. Если бы с нами была Регина, директриса бы тотчас же вызвала спецслужбу одним нажатием кнопки на своём мобильном телефоне… Она подняла бы панику, включила блокировку гостиницы, к нам бы уже спешили орды спасателей… Но всем было хорошо известно, какое это дорогое удовольствие! И, наверное, существовали инструкции на случай отсутствия особы королевской крови, потому-то директриса не знала сейчас что делать.

Нет! Знала… Только это у неё не получилось, растерянность в её лице сменил ужас. Она в панике шарила у себя на груди — по нагрудному карманчику для мобильника… Телефона с одной единственной кнопкой вызова спасательной службы, нажать которую могли мы с Региной, даже если директрису убьют… Но карман был плоский. Там не было ничего…

Двери лифта открылись — и я ощутила совершенно особый страх. Это было уже знакомое ощущение — словно я вспоминала конкретный страх, который пережила. Как чувство «уже виденного», «уже слышанного»…

Теперь-то, оставив всё позади и раскачиваясь на волнах, отделённых тысячелетиями от того мира, мне легко сознавать, что всё это уже было. Я знаю, что так оно и случилось — я оставила позади этот страх, я его уже однажды пережила — и сейчас мне действительно под силу извлекать его из своей памяти всего лишь как воспоминание. Неприятное воспоминание, и только. Но откуда я знала тогда, выходя из дверей лифта, что это всего лишь память? Быть может, замкнулся круг — не в тот миг, а когда-то раньше, но в ту секунду, когда я шагнула в открытые двери лифта, — всё последовавшее затем уже было воспоминанием? Быть может, всю свою жизнь, совершенно того не осознавая, мы только лишь то и делаем, что движемся по уже давным-давно не по нашей воле замкнувшемуся кругу? И круг нашей реальной, как нам кажется, жизни есть круг уже свершившихся когда-то воспоминаний… А времени в линейном понимании — не существует! Есть только одно-единственное мгновение, растянувшееся для нас до размеров вечности, имя которой — жизнь. Время — как чётки, которые мы перебираем в своём сознании, и в каждый момент нашей жизни мы — внутри вечности этих чёток, как внутри замкнувшейся вокруг нас судьбы. Мы касаемся своей душой одной-единственной бусины, которая и есть для всех нас это самое «сейчас» — неуловимый миг настоящего, так обманчиво переходящий в следующую бусину перебираемых нами чёток — чёток времени и судьбы.

Я первой шагнула на мраморные плиты пола, наш лифт благополучно доехал до верхнего этажа, и мы оказались на просторной лестничной площадке перед стеклянными трёхстворчатыми дверями в наш Королевский люкс…

— Жди здесь! — скомандовала директриса, и я поняла, почему её колебания исчезли и она решительно зашагала налево по коридору мимо туалетов к незаметной двери в комнату технического персонала. Я знала: там должен быть секретный телефон экстренной связи со службой безопасности. И ещё я вдруг поняла, что это не Королевский люкс, — да нет, я просто видела это сквозь трёхстворчатые стеклянные двери! А такого не могло быть. Двери и окна в «люксовских» номерах всегда прозрачные изнутри и чёрные снаружи. Напротив меня, за лестницей, что вела наверх, большое окно, в котором ослепительно сиял океан, было, как и положено, прозрачное, двери же не укладывались в привычную картину. Двери, перед которыми я стояла, должны были быть чёрными, и я б не могла видеть сквозь них, что творится внутри… Всё было наоборот!

И что-то здесь было ещё не так… Мне почудился какой-то звук. Шорох. Оттуда, с лестницы, ведущей вдоль огромного окна наверх, исходила опасность. Лестница вела на крышу…

Я почувствовала себя незащищённой. Инстинкт подсказывал, что надо спрятаться. Я подошла к дверям и потянула на себя неплотно прикрытую большую створку посередине. Она подалась вправо, и я распахнула её до отказа, так что она упёрлась в стену, закрыв собой правую, гораздо более узкую створку дверей. Та оставалась плотно