выскочил следом, а затем, провожаемый взглядами пассажиров, которые высовывались из окон, принялся стремительно, словно бы его подгоняли все силы анархосиндикализма, карабкаться по железнодорожной насыпи. Отец коротко извинился перед Иоахимом (ведь он чувствовал себя ответственным за порядок во всем поезде), галантно улыбнулся матушке, не преминув и с нею обменяться несколькими словами, и лишь затем вернулся к себе на паровоз, кивнул кочегару — и огромная тяжелая машина с воронкообразной трубой, волоча за собой длинную вереницу вагонов, вновь неспешно двинулась с места.

В тот день ничего важного больше не произошло. А то, что приключилось на маршруте Прага — Оломоуц в течение ближайших недель и впоследствии привело к моему рождению, настолько очевидно, что я могу это опустить.

3) В Эгейском море

Первое мое воспоминание относится к тому времени, когда мне было три года. И воспоминание это подводное.

Как я уже, друзья мои, упоминала, мы были людьми весьма состоятельными, и все благодаря матушкиным родителям, ланшкроунским Заммлерам. Вполне вероятно, что жить припеваючи мы могли бы только на нашу часть заммлеровского наследства, часть, помещенную в солидный банк, и нам и пальцем на ноге не надо было бы шевелить. Особенно если еще принять во внимание ланшкроунские корзины с едой. Из этого естественным образом следует, что батюшка вовсе не должен был работать машинистом, выполняя именно эти тяжкие и обременительные обязанности и трудясь прямо-таки как раб, ибо профессия требовала от него самой жесткой дисциплины и, как говаривал сам батюшка, качеств тура, орла и солитера. Тура — из-за геркулесовой силы, без которой нельзя было обойтись в пути, чего стоило хотя бы само управление всеми этими золотниками, рукоятями и приводными ремнями, ручными и воздушными тормозами, причем иногда что-либо из этого выходило из строя и надо было пользоваться аварийными устройствами, если вы, милые мои, понимаете, что я имею в виду, не говоря уже о тех случаях, когда на путях оказывались булыжники, которые подбрасывали туда фанатичные враги технического прогресса, тогда батюшке приходилось снимать с тендера огромный лом, с которым он обращался столь же виртуозно, как дирижер со своей палочкой, а иной раз и опрокинутый паровоз требовалось вернуть обратно на рельсы. Но точно так же отцу было не обойтись и без способностей орла, ибо ему приходилось обозревать, точно с огромной высоты, путь, причем, обратите внимание, не упуская из виду ни единой мелочи, особенно если он резко заворачивал за какую-нибудь нависшую скалу И это не говоря уже о способностях солитера, когда требовалось проскользнуть в жерло паровой машины и добраться через ее железные кишки до какой-нибудь громыхающей внутренней поломки.

Этим, друзья мои, я хочу сказать, что батюшка мог бы преспокойно подыскать себе какую-нибудь синекуру, например, сидеть в конторе некоего большого имперского учреждения, протирать там штаны, плевать в казенные плевательницы и приносить домой скудное чиновничье жалованье. Но это не только наводило бы на него смертную тоску, что даже не нуждается в пояснениях, но вдобавок он считал бы такое положение вещей безнравственным. Да-да, вы не ослышались, именно безнравственным. Деньги Заммлеров, и в этом он был убежден, не предназначались для того, чтобы мы могли всю жизнь бить баклуши, они были нацелены в будущее, подобно египетскому сфинксу, который всегда смотрит туда, где восходит солнце. Кроме того, они могли пригодиться на черный день. Ну и, разумеется, они полагались мне в приданое.

Да только я так и не вышла замуж и за весь век ни разу даже не помышляла о свадьбе. То есть помышляла, если быть откровенной, но всегда только о свадьбе с моим умершим Бруно Млоком. Однако же временных любовников, если уж вы об этом спрашиваете, так вот, временных любовников у меня было множество. Их хватило бы на целую армию, хотя, конечно же, это была бы чудная армия, и генералом в ней стал бы настоящий генерал (который получил свои звездочки и медали, служа в чехословацких легионах в первую мировую войну), а самым захудалым солдатом — пожалуй, калека Тоничек, который, впрочем, был калекой не потому, что у него чего-то недоставало, но, наоборот, потому, что у него кое-что выросло слишком большим, он ковылял по жизни на трех ногах, и они очень мешали друг другу, заплетались, зато уж если Тоничек стоял неподвижно, то он стоял так, как никто другой стоять бы не смог. Но об армии моих любовников вы не узнаете почти ничего. Разве что я упомяну мельком того или иного — из-за его доброго нрава или по какой-нибудь другой причине. Я, видите ли, очень стесняюсь своего груза инстинктов, который в отсутствие Бруно утратил всяческий смысл и, ярясь, только впустую расходовал себя на временных любовников (чтобы иногда, однако, все же ненадолго встретиться с Бруно, причем при совершенно поразительных обстоятельствах, не волнуйтесь, это от вас скрыто не будет, ведь именно об этом я и собираюсь рассказывать).

Короче говоря, поскольку замуж я не вышла, капитал Заммлеров так и не стал моим приданым и преспокойно пережил первую и вторую мировую войны, но потом, в 1945 году, произошло некое роковое событие, которого, как мне кажется, этот капитал и дожидался нетронутым в течение полувека, с тем чтобы оказаться потраченным за несколько дней. Дело в том, что в июне 1945 года мои родители подпали под массовое переселение немцев, что, само собой, было страшной ошибкой, ведь они не имели к нацистам никакого отношения, а батюшка так и вообще был русским. Со временем я расскажу вам о том, как сделала все, что было в моих силах и в силах заммлеровских денег, чтобы исправить эту ошибку, и о том, чем это закончилось. Но пока еще до этого далеко, давайте пока об этом не думать, сейчас мне всего три года, и батюшка в первый и последний раз решает запустить руку в груду заммлеровских золотых.

Но не бойтесь, запустил он ее не очень глубоко, не по локоть, только провел ею по поверхности. Мы поехали в Триест по австрийской железной дороге (Южная дорога Вена — Триест), и это путешествие для нас как для семейства машиниста было бесплатным. А когда мы пересекли границу империи, то поплыли по Эгейскому морю на греческий остров Крит.

Почему именно на Крит? Дело в том, что батюшка решил в мои три года научить меня плавать. А Эгейское море он считал достойной заменой Черному, где в том же возрасте научился плавать сам. Не говоря уже о том, что оба эти моря через Босфор и Дарданеллы соединяются друг с другом (крошки мои, загляните в атлас).

Однажды батюшка рассказывал мне, что когда ему исполнилось три года, отец повез