оправдано, чем любой другой человеческий поступок. На самом деле он повесил бы тех негодяев, которые избили шофера грузовика в Лос-Анджелесе.

— Он говорил, что ждет кого-то? — наступал он на бармена.

— Нет, но он часто погладывал на часы.

— Когда он сюда пришел?

— Около десяти.

— Он вошел в бар?

— Да.

— Заказал выпивку?

— Это ведь бар, не так ли?

Уоррен взглянул на него.

— Я уверен, что он не спросил ваше имя.

— Мистер, полицейские уже расспрашивали меня об этом.

— Я не полицейский. И я все еще не знаю, как вас зовут.

— Гарри. И я все это рассказал полицейским.

— Гарри, моего друга подстрелили дважды при выходе из вашего…

— Это не мой бар, я только работаю в нем… И я не видел, кто стрелял в вашего дружка. Я узнал о том, что случилось, когда услышал выстрелы и он упал у дверей.

— Что он заказал?

— Мартини с джином и со льдом, пару оливок.

Уоррен знал, какой напиток предпочитает Мэттью. Он просто хотел убедиться, что и он и бармен говорят об одном и том же человеке. Единственные белые, которые приходили в этот район города, искали лишь проститутку.

— У нас нет джина «Бифитер», поэтому я сделал коктейль с джином «Гордонс», — добавил бармен.

— Итак, человек сел и заказал выпивку. Сказал ли он хоть что-то после заказа?

— Сказал, что с «Гордонс» нормально.

Как будто дергают зубы, подумал Уоррен. У него появилось желание разбить голову бармену.

— Может быть, еще что-нибудь?

— Спросил меня, правильно ли ходят наши часы, — бармен указал на часы, висящие позади него на стене.

Уоррен сверил с ними свои часы. Часы в баре убегали на две минуты.

— Что вы ему ответили?

— Я сказал, что никто еще не жаловался.

— Он не сказал, кого он ждет?

— Он вообще не говорил, что ждет кого-то. Это я так подумал. Он смотрел на свои часы, затем на часы в баре, все время поворачивался к дверям. Поэтому я предположил, что он кого-то ждет.

— Но он не сказал, кого?

— Нет, он не сказал, кого он ждет. Отвечаю уже в пятый раз.

— Но кто должен был прийти? — Уоррен продемонстрировал широкую неискреннюю улыбку.

Бармен в ответ не улыбнулся.

— Сказал ли он что-нибудь перед тем, как вышел на улицу?

— Нет. На самом деле я подумал, что он уходит совсем.

— Почему? Он уже заплатил по счету?

— Нет, но…

— Тогда почему вы подумали, что он уходит совсем?

— Я никому здесь не верю, такое место…

— Итак, ты не шутишь? Он просто встал и, не сказав ни слова, отправился к двери, так все было?

— Правильно. И мне не нравится ваш сарказм!

Уоррен повернулся на стуле. Он заметил, что столики внутри бара были пусты, и неудивительно. Он вновь повернулся к бармену.

— Вы попросили его заплатить по счету?

— Нет, я этого не сделал.

— Даже подумав, что он уходит?

— Мне показалось, что он полицейский.

— Почему вы так решили?

— Ну, от него пахло полицейским, — ответил бармен и пожал плечами.

Уоррен подумал, мог бы он сам принять Мэттью за полицейского? Это было трудное решение. Ростом Мэттью был примерно метр восемьдесят девять, примерно восемьдесят пять или девяносто килограммов весом, темные волосы, карие глаза, выражение лица напоминало лисицу. Уоррен знал, что у большинства полицейских лица напоминали свиные хари.

— В какое время? Который был час, когда он покинул бар?

— Около четверти одиннадцатого. Я не посмотрел на часы.

— Как скоро после того, как он вышел, вы услышали выстрелы?

— В ту же самую минуту, как оказался в дверях.

— Он толкнул двери…

— Да, обычно так их открывают.

— …И выстрелы раздались в ту же минуту, как он…

— Да.

Это означало, что кто-то ждал его выхода.

— Сколько было выстрелов?

— Три.

Казалось, что все еще продолжается ночь пятницы, хотя уже наступило утро субботы. Часы на госпитальной стене показывали час тридцать утра. Еврейская пасха начнется сегодня после захода солнца. Патриция звонила в цветочный магазин сегодня утром, чтобы заказать дюжину роз в дом Мэттью в девять утра, хотя он и не был евреем. На праздничной карточке будет написано:

Счастливой пасхи!

Вы мне нравитесь, адвокат.

Без подписи.

Мэттью, конечно, не будет дома, когда принесут цветы. Он все еще находится в операционной. Ей было совершенно безразлично, какой сегодня день; все знали, что за мужчина мог…

— Нет, — подумала она, — ничего подобного не случится. Остановись, Патриция.

По субботам Мэттью обычно играл в теннис. Он бы проехал прямо из своего дома на Виспер Ки в клуб, и там он играл бы с такими же, как и она, безжалостными юристами. Честно говоря, он не был хорошим игроком. Не таким хорошим атлетом вообще, если говорить и об этом.

Если Мэттью бы вернулся домой около одиннадцати утра, когда он обычно возвращался после игры в теннис, то он бы обнаружил розы у входной двери и моментально догадался бы, кто их прислал, несмотря на то, что карточка не подписана. Не далее чем три недели назад у них был разговор, во время которого он спросил, почему женщины никогда не присылают мужчинам цветы? Неужели они не знают, что мужчины тоже любят цветы? Это была одна из черт характера, которые ей так нравились. В нем отсутствовала вся эта мужская дурь, которая обременяла большинство мужчин, с которыми она была знакома.

Она снова посмотрела на стенные часы, потом взглянула на свои ручные.

Фрэнк отправился в холл за кофе. Он приносил кофе в бумажных стаканчиках. С тех пор как они находились здесь, они уже выпили по три стаканчика этой бурды. Она не была хорошо знакома с Фрэнком. Только однажды она и Мэттью обедали с Фрэнком и его женой. Холл больницы не был лучшим местом для возобновления старого знакомства.

Она снова взглянула на часы.

Мэттью находился в операционной уже больше трех часов. Интересно, как долго проводят подобные операции? Неужели всегда так долго? Может, что-то не в порядке там?

— …сказал ему, встречаемся ровно в десять, но, может быть, они должны встретиться вне бара? — Холодная ночь. Мэттью чувствовал, как холод пробирается в бар, над дверью слишком холодная ночь, чтобы преследовать львов и тигров и отчаянных молодых людей на летящей трапеции, слишком холодно для маленьких девочек, которые танцуют на сверкающих шарах, и клоунов, катающихся в опилках. Он ненавидел цирк. Почему здесь так холодно? Что они с ним делают? Почему они все наклонились над ним? Отпустите меня… Пожалуйста. Отпустите меня отсюда… Пожалуйста! Двери распахнулись, ночной воздух был свеж и холоден. Он увидел машину, стоявшую на углу с работающим двигателем, направился к машине, нет, заметил, как