препятствия были уничтожены, счастье людей сливалось с его собственным счастьем; дряхлая, усталая Европа превращалась в обетованную землю, борьба пролетариата была победоносно закончена… Капитализм был разбит…

Христина ждала, полная тоски и острого недоверия. Никогда еще иллюзия счастья не казалась ей более жалкой и более мрачной, никогда еще действительность не давила более неумолимо своей тяжестью эфемерную пыль вымысла. О, она не даст себя обмануть. Она будет презирать, не зная усталости, стремление к отдыху, раю, блаженному миру.

Она взяла руку Франсуа и держала ее с терпеливой материнской нежностью. Он слабел; удушливая дремота тяжело легла ему на грудь; бред опрокинул непрочное здание его мыслей; с каждой минутой его сознание становилось всё более коротким и неясным. Его дыхание становилось прерывистым. Затем внезапно наступил проблеск, он был прекрасен; он блаженно вздохнул:

— О! Будущее… красота… всегда видеть вас, Христина!

Тотчас же, ветер агонии погасил этот свет; он начал бредить; чувства и образы перемешались, как уносимые рекой травы, лепестки и сучья; начался страшный шум смерти; глаза закатились и ослепли; руки что-то ощупывали в поисках неизвестного.

Затем грудь поднялась и опустилась: жалкое человеческое приключение было поглощено бездной исчезнувших форм.