Рене Баржавель
Голод тигра
1
Я никогда не привыкну к весне. Год за годом она поражает меня, она приводит меня в восторг. И никакого значения не имеют ни возраст, ни накопившиеся сомнения и огорчения. Как только зажигаются свечи каштанов и птицы заводят песни в их ветвях, мое сердце начинает набухать подобно почкам. И вот я снова уверен, что все вокруг прекрасно и справедливо, что только наше невежество вызывает зиму, и что на этот раз мы не позволим, чтобы погибли апрель и май.
Небо чисто вымыто, по нему неторопливо ползут новенькие облака. В воздухе нет выхлопных газов, никто и нигде не убивает ягнят и ласточек. Вот-вот зацветет липа и пригласит к себе пчел. За одну ночь распустятся розы, и соловей исполнит в их честь песню о мире, который весь — одна сплошная радость. Всё начинается с самого начала, все живут новыми надеждами. И на этот раз надеются на успех. Правда, мне осталось прожить на год меньше, чем в прошлом году. Нет, мне осталось жить меньше не на год, а на целую жизнь. Но сегодня я источник, который только начинает свою журчащую жизнь. Это великая ежегодная иллюзия, и первым на очередной обман попадается растительное царство. Миллиарды деревьев и кустов в едином порыве возрождаются к жизни; стебельки-энтузиасты пускаются в бурный рост, разворачивают удивительно совершенные листочки, у которых нет ни малейшего основания не быть вечными. А в это время на другой половине мира уже наступила осень и швырнула оземь все чудеса жизни, которые окончательно уничтожит зима.
Но для нас, только что встретившихся с весной, осень кажется чем-то невероятным; зима для нас не более реальна, чем смерть. Каштаны светятся, словно одетые в белые одежды девушки, пришедшие на первое причастие. Дерево персика — сплошное розовое пламя, лилии — подобны факелам. Во всех лесах и садах, на всех полях, на бесконечно диких и на старательно ухоженных пространствах, на каждом сантиметре земли, занятой растениями, величественно разворачивается молчаливая и медленная растительная любовь.
Каждый цветок — это половой орган. Думали ли вы об этом, когда наслаждались ароматом розы? И каждый цветок — это даже не один, а чаще всего сразу два половых органа, мужской и женский одновременно, и его краткая жизнь, проходящая в сиянии красоты, это апофеоз любви. Розовый персик совершает акт любви всеми своими цветками, и то же самое совершает каждый стебелек злаков. Поэтому поля пшеницы в окрестностях Парижа или на Украине, простирающиеся во все стороны за линию горизонта, это бескрайние поля любви. На половине нашего мира за несколько недель травы и деревья высвобождают миллионы тонн пыльцы, большинство микроскопических зернышек которой будет унесено ветром и затеряется. Только немногие из них, которым будет благоприятствовать случай, дуновение ветерка или прихоть насекомого, достигнут застывшего в своей эрекции пестика и оплодотворят его яйцеклетку. Чтобы продолжалась жизнь.
Чтобы продолжалась жизнь, в волнение приходит и животное царство. На лугах и в лесах, под камнями и под корой деревьев, в толще земли и в потоках ветра, все виды живых существ, от клеща до слона, бросают своих самцов в атаку на самок. В каждой луже, в каждом болоте, во всех реках и морях самки рыб откладывают миллиарды икринок, которые тут же оплодотворяют самцы.
На протяжении нескольких дней живые воды Земли превращаются в сплошной раствор семенной жидкости.
Как только мальки серебристыми брызгами устремятся во все стороны из жизнегенерирующей магмы, их наивные игры привлекут к ним голодные пасти. Большинство покинувших икринки малышей поглощается, проглатывается, пожирается в первые же мгновения их жизни. Только очень немногие смогут прежде, чем их проглотят, вырасти и превратиться во взрослых рыб, способных в свою очередь отложить икру.
Немногие. Но их будет достаточно, чтобы жизнь продолжилась.
2
Любое нормально развившееся живое существо есть ничто иное, как орган воспроизводства. Все остальные части его тела подчиняются этому главному органу и существуют только для того, чтобы обеспечить его выживание, гарантировать выполнение им его главной задачи.
У живой материи, похоже, нет другого смысла существования, как распространяться в пространстве и продолжаться во времени.
Виды и особи, предназначенные для того, чтобы обеспечить решение этой двойной задачи, не имеют ни малейшего шанса уклониться от исполнения своей обязанности. Эта обязанность определяет их существование настолько же холодно и непреклонно, насколько неизбежно свинцовый груз натягивает нить, к которой он подвешен. Даже если ветру удастся немного отклонить нить, она все равно тут же вернется к вертикальному положению; именно относительно этого положения колеблется груз.
3
Человеку приятно думать о себе, как о существе цельном, независимом, который знает, что он делает и делает то, что он хочет, разумеется, в соответствии с существующими нормами и законами. В действительности же его индивидуальное существование есть ничто иное, как иллюзия, предназначенная для того, чтобы обеспечить ему на протяжении времени, полезного для вида, вкус к жизни, чтобы он сохранял ее и передавал дальше.
Человек — это всего лишь носитель зародышей жизни. Он должен передать дальше жизнь, которую он получил от своих родителей, он нужен только для этого, он рождается, думает, работает, борется, страдает исключительно для этого, и если он умирает, не выполнив свою задачу, то ее выполнит большинство окружающих его людей, и его бесполезное существование будет значить не больше, чем польза, которую он мог бы принести. Все это не имеет значения; важно только существование вида.
Каждый раз, когда мужская особь человеческого рода занимается любовью, она бросает на штурм женской яйцеклетки примерно 800 миллионов сперматозоидов. Это в 20 раз больше, чем все население Франции. Человеческий род сейчас насчитывает примерно 1500 миллионов мужских особей, из которых около 400 миллионов находятся на стадии половой зрелости. Разумеется, эти расчеты не опираются на точные цифры. Правильным, даже точным следует считать только порядок этих головокружительных величин. Допустим, что только половина этих самцов занимается любовью один раз в сутки. В итоге мы получим 160 миллионов миллиардов половых клеток, высвобождаемых каждые двадцать четыре часа. Не более одной из каждых 150 миллиардов этих клеток достигает яйцеклетки и приводит к оплодотворению. Остальным придется погибнуть.
Это невообразимое расточительство — всего лишь одна из мер, предусмотрительно