— В этом я с тобой согласна. Особенно если дело касается эльфов, признала Садира.

Под предлогом, что ей надо взглянуть на то, что происходит внизу на улице, она подошла к бойнице. Там она встала так, чтобы быть спиной к Фенеону, делая вид, что ее интересуют прохожие в ярких сарами, во множестве заполнившие улицу. Услышав позади себя звуки льющейся жидкости, она поняла, что он решил глотнуть еще вина. Садира бросила быстрый взгляд через плечо, чтобы быть полностью уверенной в том, что все его внимание в данный момент поглощено выпивкой.

Так оно и оказалось. Вождь стоял и, откинув голову назад, прижимал к губам бочонок, из которого ему в рот лилась ровная струя вина. Чувствуя себя в безопасности, Садира вытащила из заплечного мешка костяной флакон с противоядием и, поспешно открыв его, капнула две большие капли себе на язык.

Едва Садира успела убрать флакон обратно в мешок, Фенеон громко рыгнул и оторвал бочонок ото рта.

— Есть только одна вещь, которую я люблю больше хорошего вина. Это серебро, моя главная слабость, — пробормотал он, с шумом ставя бочонок на пол.

Садира поспешно обернулась, услышав шум. Фенеон тяжело опустился на каменный пол рядом со скамьей, обнимая своей ручищей бочонок.

— Почему ты так любишь серебро? — спросила колдунья. — В конце концов, его же нельзя пить.

— Вождь всегда нуждается в серебре, — пояснил Фенеон, придавая лицу серьезное выражение. — Оно является мерилом его власти и показателем степени уважения к нему со стороны его воинов.

Садира покачала головой, услышав такое определение.

— На самом деле все обстоит совсем не так, — возразила она, садясь на скамью рядом с ним. — Я слышала, что твои воины говорили о тебе. Они с похвалой отзываются о твоих воинских подвигах и о твоем боевом искусстве, высоко оценивают тебя как воина. И никто из них ни разу не поинтересовался тем, сколько серебра в твоих кошельках.

Фенеон удивленно взглянул на нее, не зная что сказать.

— Это действительно так? — наконец спросил он.

Садира кивнула.

— Я также слышала разговор о том, что, когда Фенеон был молодым, для него не было ничего невозможного, — добавила колдунья.

— Так оно и было, — проговорил он, и серые глаза его заблестели при воспоминании о счастливых днях молодости. — Никто во всей пустыне не бегал так быстро, как я, и даже у соколов были все основания опасаться моих метких стрел. — Он опустил голову, и в его глазах погас счастливый блеск.

— А что они говорят обо мне теперь?

Казалось, что, задавая этот вопрос, он не может заставить себя поднять на нее глаза.

— Ничего такого, чего ты не мог бы изменить, — ответила колдунья. — Они говорят, что ты требуешь с них слишком большую часть того, что они зарабатывают.

Пальцы Фенеона почти непроизвольно поглаживали рукоять его стального кинжала. Он печально кивнул головой, услышав ответ колдуньи, и Садира подумала, что, может быть. Раин и Магнус слишком рано пытаются устранить его с поста вождя, что для этого еще не пришло время.

Но ее сомнения быстро рассеялись. Фенеон рывком убрал руку с рукояти кинжала и сильно толкнул колдунью, сбросив ее со скамьи.

— Что ты знаешь о жизни нашего клана? — риторически вопросил он. — Ты ведь не из Бродяг Песков, ты даже не эльф!

— Не надо быть эльфом, чтобы знать то, что делает любое существо хорошим или, наоборот, плохим вождем, — возразила Садира, поднимаясь с пола.

— Наша дружба имеет пределы, не переступай их, — предупредил Фенеон, стальные глаза которого засверкали холодным светом. — Больше никогда не говори со мной таким тоном.

— Каким тоном? — спросил Хайар, ступая на лестничную площадку. В руке у него была грязная каменная кружка. — Что тебе сказала эта женщина? Чем она разгневала тебя, мой вождь? — сочувственно спросил он.

— Только правду и больше ничего, — ответила Садира, не сводя глаз с Фенеона.

Не одобряя безрассудного, с его точки зрения, поведения Садиры, Хайар протянул свободную руку, чтобы схватить и увести колдунью.

— Я позабочусь о том, чтобы она больше не расстраивала тебя, — пообещал он.

Садира проворно увернулась.

— Если ты только дотронешься до меня, то умрешь на месте, — пригрозила колдунья. Она еще точно не знала, сколько времени ей придется скрываться в лагере клана Бродяг Песков. Поэтому она хотела сделать так, чтобы все совершенно точно представляли себе, что она пришла к ним не на их, а на своих собственных условиях.

Хайар отшвырнул кружку и подошел к девушке, пытаясь схватить ее обеими руками. Но Фенеон уже оказался на ногах и встал между ними так быстро, как не смог бы этого сделать сам Рикус.

— Она ведь может выполнить свою угрозу, и мне не хотелось бы потом мстить ей за тебя, — произнес вождь заплетающимся языком. — У меня есть на нее виды.

Указав сыну на брошенную кружку, вождь распорядился, чтобы тот поднял ее и передал ему.

— Я обещал угостить эту женщину вином, — пояснил он.

Хайар сделал так, как приказал ему отец. Подняв с пола кружку, он держал ее, пока Фенеон наливал в нее вино из бочонка. Затем, злобно посмотрев на Садиру, Хайар передал ей кружку и направился обратно к лестнице.

Когда он поднялся наверх, Садира спросила вождя:

— Так какие же у тебя есть виды на меня?

Фенеон ответил ей бессмысленной улыбкой.

— Что? — пробормотал он.

— Ты сказал Хайару, что у тебя есть виды на меня, — напомнила ему Садира. — Что это за виды?

— А, те самые, — ответил вождь. — Не беспокойся. Мы заработаем массу серебра, и ты тоже получишь свою долю, при условии, конечно, что вернешь то, во что мне обошлась твоя проделка у ворот.

Колдунья не стала пререкаться с Фенеоном и убеждать его в том, что у нее могут быть и свои собственные планы. А они у нее действительно были. В соответствии с ними завтра утром Садира собиралась заглянуть на Площадь Мудрецов в надежде встретить там Ракху или хотя бы узнать о том, удалось ли юноше ускользнуть от людей принца Джоджекта или нет. Если из всего этого ничего не получится, она вернется в лагерь Бродяг Песков и станет использовать его в качестве своей базы. Отсюда она будет время от времени совершать вылазки в город, пытаясь установить контакт с местной организацией Клана Невидимых.

Все остальное время после полудня она оставалась рядом с Фенеоном и наблюдала за тем, как он продолжал пить. Степень его опьянения постепенно переходила в пьяное оцепенение. Колдунья не бралась определить, что являлось истинной причиной этого — яд в вине или крепость самого вина. Но теперь это уже не имело никакого значения. Фенеон постепенно впадал в ступор, все хуже и хуже