рекламы, увлеченное погоней за наслаждениями, прозябающее в мелком тщеславии». Марсиаль Англад становится неким подобием излюбленного героя литературы XVIII века — «простака», глазами которого автор смотрит на мир, чтобы увидеть его без прикрас, «свежим взглядом».

После волнений мая 1968 года французское общество с еще большим нетерпением устремилось в погоню за удовольствиями чисто материального характера. «Все и тотчас же!» — лозунг молодых гошистов 1068 года стал лозунгом всего общества. «Отныне все хотят получить все и тотчас же. Ни у кого теперь нет времени терпеть, надеяться, ждать», — говорится в романе. Резко возросла лихорадочная жажда к приобретению. Вспыхнула с новой силой мода на все эффектное, броское и в одежде и в речах. Патологический интерес к сексуальной тематике стал проявляться в литературе, кино, театре — во всех областях жизни. Увеличилось потребление наркотиков. Читатель наблюдает вместе с героем романа ночной Париж Больших бульваров и Латинского квартала, где от событий 1968 года «осталось лишь стремление превратить повседневную жизнь в сплошной праздник». Мы встречаем в романе и молодых людей, друзей сына и дочери Англада, ярко, экзотически одетых, презирающих мир отцов. Однако весь «бунт» этих буржуазных сынков сводится к громким «левацким» фразам. Культ молодости, то есть той поры жизни, когда «можешь вкушать максимум удовольствий», «потребительских благ», — вот что особенно бросается в глаза стареющему Марсиалю Англаду. Он делает тщетные попытки спасти если не свою молодость, то хотя бы видимость ее. Он занимается гимнастикой, соблюдает диету, даже посещает институт красоты, куда, как выяснилось, ходит немало мужчин, но сознает, что не в силах остановить бег времени. И вот тогда-то он задумывается в первый раз в жизни над тем, почему все так устроено, и какова цель, и в чем смысл жизни. Иначе говоря, пытается найти духовную, нравственную, идейную опору своего существования.

В этих поисках вместе с Марсиалем Англадом читатель входит в мир верований, философских представлений и идеалов французской буржуазии 60-х годов. Прежде всего он сталкивается с официальной идеологией, идеологией правящих кругов. В романе она воплощена в образе родственника Марсиаля — Юбера Лашома, дана в его высказываниях. Этот крупный чиновник какого-то непонятного учреждения V Республики восторгается техническим прогрессом и экономическими успехами французского капитализма. Он оптимистически смотрит в будущее и радуется настоящему. Существующее общество полностью его удовлетворяет. Оно как раз по его мерке, создано для таких, как он. Юбер Лашом не задается вопросом о смысле жизни. Ему все ясно. «Главное — не в том, чтобы сперва найти смысл жизни, а в том, чтобы жить», — поучает он Марсиаля. Юбер Лашом знаком со всеми модными учениями и теориями. Он знает, что далеко не все процветают и довольны своей судьбой, что общество переживает идейный кризис. Но на все у него готов ответ: «это трудности роста», «результат стремительного научно-технического прогресса», а со временем все сгладится и все будут довольны. Это почти дословные цитаты из всевозможных статей и речей — так успокаивают официальные чиновники и идеологи простых граждан. А на вопросы о цели жизни Лашом отвечает опять же штампом, принятым официальной пропагандой: «я участвую», «я солидарен». Расплывчатая идея «участия» (la participation) в жизни общества, в делах государства, в доходах предприятий и т. п. была сформулирована де Голлем в июне 1968 года как панацея от всех бед французского общества, потрясенного майскими событиями. Персонаж Кюртиса, таким образом, высказывает общие места официального «Лексикона прописных истин» (как тут не вспомнить и это произведение Флобера!) современной французской буржуазии и ее правителей. Да и сам Юбер Лашом оказывается удивительно похожим на флоберовского краснобая-аптекаря Омэ из «Госпожи Бовари». Это — Омэ XX века, накопивший за протекшее столетие богатый опыт буржуазного развития, приспособивший себе на потребу новейшие идеи, теории, учения. Но все рассуждения и энтузиазм этого «участвующего» деятеля оказываются только шелухой, маскировкой, скрывающей его грязную, гнусную сущность, потому что главный и единственный интерес Юбера Лашома — желание получить как можно больше удовольствий, причем самого низкого пошиба. На словах он уверяет, что у него есть великие идеалы и цели, а на деле предается разврату и с трудом избегает громкого скандала, связанного с посещением великосветского притона, к которому вместе с ним оказываются причастными «сливки общества». И в самом деле, за последние годы во Франции все чаще вспыхивают разного рода скандалы, связанные как с финансовыми махинациями, так и с полной аморальностью верхушки французского общества. Образ Юбера Лашома — это резкое, беспощадное разоблачений буржуазного режима, прикрывающего велеречивыми и оптимистическими фразами хищническую, безнравственную природу современного крупного капитала и тех, кто его обслуживает.

Вполне понятно, что Юбер Лашом и весь круг его интересов, не могут служить той духовной опорой, которую ищет герой романа. Но рядом с Марсиалем оказывается человек с твердыми жизненными и моральными принципами. Это его родная тетка мадам Сарла. В ее уста автор вкладывает немало разоблачительных сентенций, адресованных «обществу потребления». Но у престарелой мадам Сарла, как сказано в романе, «допотопные взгляды». Она человек глубоко верующий, религиозный и «опирается на незыблемые, как скала, нравственные устои». Марсиаль Англад завидует ей, племянник пытается выработать в себе такую же веру, какая есть у тетки. Читает статьи и книги на религиозные темы, Священное писание, пытается заставить себя поверить в бога. Но ему, человеку 60-х годов, цивилизованному, информированному, невозможно прийти к вере от одного разума, от нравственного расчета, только от желания заполнить. духовный вакуум. Этот путь также оказывается неприемлемым для героя романа.

В поисках духовной и нравственной поддержки Марсиаль Англад обращается, преодолевая умственную лень, к книгам и статьям, к ученым трактатам. Перед читателем проходят одна за другой всевозможные теории, распространявшиеся в 50–60-е годы во Франции и вообще на Западе. Здесь и новые модернистские формы религии, и такие философские течения, как экзистенциализм и структурализм, и учения современных социологов, и идеи технократического «гуманизма», и знаменитая теория «масс-медиа» (массовых средств информации) Маклюэна, и идеология «хиппи», и утопические представления о будущем, как оптимистические, так и пессимистические, и,