остановится очистная станция? — не унималась фрау Каумиц.
Гейнц поддел последний гвоздь и открыл крышку.
— Ничего страшного, фрау Каумиц, ничего страшного. Очистная станция никогда не остановится. Наберут новый штат, а тех — под суд.
Он подал фрау Каумиц две банки икры, завернутые в толстую промасленную бумагу, и начал отсчитывать сдачу.
— А вообще, наше дело маленькое, фрау Каумиц, дело маленькое.
— Вы правы, господин Гейнц, дело маленькое…
Фрау Каумиц вышла из темной лавки на освещенную улицу, и в седых волосах у нее вспыхнул нимб. Гейнц остался один на один с духотой и мухами.
В городе запирались по домам рано. Лишь только скроется солнце в завалах свалки — пустеют улицы, закрываются магазины, прокручиваются последние части кинофильмов. Город готовится к вечернему отдыху. Неттлингер загнал свои «Мерседес» на моечную эстакаду и, не выходя из машины, смотрел, как разбиваются о поднятые стекла тугие струи. Рабочий направляет шланг на задний мост, маслянистая вода стекает в темный провал приямка. Фюман, навалившись на умывальник, подставил шею и лопатки под холодную воду. Когда он прижимает спину к крану, шипящие тонкие струйки летят на стены. Папаша Йозеф подсчитывает дневную выручку, а два его помощника приводят в порядок помещение и заносят из-под навеса столы и стулья. Гейнц смывает жир и бурые пятна крови с мясного прилавка, по лотку бетонного пола плывут окурки выкуренных им за день сигарет. Фрау Каумиц готовит рыбный суп. В углу кухни пятнистая кошка пожирает из эмалированной чашки жабры и внутренности. Город готовится к вечернему отдыху. Город моется, чистится, ест, пьет, справляет свои естественные нужды. Открыты краны, шипят душевые сетки, урчат смывные бачки унитазов. Пот, грязь, кровь, фекалии, разжиженные водой, ухают в гидравлических затворах и летят, невесомые, по чугунным стоякам. Магистральный городской коллектор, выложенный еще сто лет назад из добротного обожженного кирпича, переполнен. Начало коллектора — у стадиона в южной части города, конец — камера решеток очистной станции.
Виннер записал в журнал показания рН-метра и пошел в обход. Начал, как всегда, со здания решеток, хотя это было и не совсем по пути — здание находилось в дальнем от административного блока конце станции. Но Виннер специально проходил мимо аэротенков и отстойников, не заходя на посты, чтобы начать обход с самого что ни есть начала. На решетках дежурил совсем молодой парень. Все рабочие станции, когда-то и сам Виннер, начинали карьеру с решеток — первой обязательной ступени. Затем следовали песколовки, первичные отстойники, аэротенки… Кто как потянет. Эта иерархическая лестница, совершенно не обязательная по технологии, была, очевидно, придумана кем-то для создания видимости возможного роста. Виннер открыл металлическую дверь и вошел в здание решеток. Карклин стоял к нему спиной, опершись о поручни, и следит за работающими внизу агрегатами. — Ну, как у тебя тут дела? — громко спросил Виннер, стараясь перекричать грохот дробилок. Карклин от неожиданности вздрогнул, но, увидев сменного мастера, улыбнулся. — Они уже здесь! Виннер подошел и тоже нагнулся над ограждением. — Сейчас только один показался и сразу нырнул. Виннер и Карклин постояли еще минут пять над бурлящим потоком, но так больше ничего и не заметили. Может быть, показалось малому? — Ну, я пошел, парень. Счастливо дежурить. И не трусь. Если что, звони диспетчеру. — А что их бояться? — Карклин расплылся в улыбке. — Что они могут сделать? Да, конечно, что они могут… Виннер потрепал Карклина по плечу. Когда-то он и сам, такой же молодой и белобрысый, стоял у этих же поручень, стараясь всем своим видом показать, что ему вовсе не противно смотреть на бурый поток внизу и дышать его испарениями. Сообщение Карклина, что халли появились в здании решеток, озадачило Виннера, хотя он и не подал вида. Нужно будет завтра перед пересменкой проверить. Минуя песколовки, Виннер направился к блоку первичных отстойников. «Кому и зачем это нужно? — думал он, шагая по шершавым бетонным плитам. — Ведь не только же из-за того, что повысилась активность ила на два процента, расплодили эту мерзость по всей станции? А может быть, это только для него два процента, а для других — тысячи марок? Темный лес». Виннер помнил, как несколько лет назад печатали в газетах, что в активном иле аэротенков среди микроскопических коловраток и сувоек обнаружили эти крестики, тогда еще маленькие, с палец, не больше — новая форма жизни! Сосиски Неттлингера! Но на эти заметки мало кто обратил внимание по той простой причине, что многим было абсолютно неинтересно читать о каких-то там слизняках, появившихся в городских нечистотах. И в течение последующих лет о сосуществовании «сосисок» Неттлингера, или как их стали называть — халли, знали только те, кто имел хотя бы какое-нибудь отношение к очистной станции. Халли же, найдя благоприятную среду в стоках города, бурно развились. Затем случай с Куртом… Виннер подошел к кромке крайнего отстойника. Всегда спокойная его поверхность теперь кипела. «Что это они?» — с беспокойством подумал он. Халли метались стаями, выныривая из глубины и глиссируя по поверхности, выпрямив в стороны сосиски-обрубки. У передней стенки отстойника они круто уходили под воду, издавая при этом резкое, как выдох, «х…ха!» Отстойник был похож на громадную ленту транспортера. Неожиданно халли всплыли и замерли. Никогда еще Виннеру не приходилось видеть такое: четыреста пятьдесят квадратных метров отстойника сплошь покрылись коричневыми крестами. Некоторые, наиболее крупные, достигали метра в поперечнике. Виннеру много раз приходилось наблюдать за халли, но так близко и долго он рассматривал их впервые. До чего же мерзкое зрелище! Четыре коричневых обрубка, похожие на сосиски, соединены вместе в одном конце, образуя что-то вроде пучка. Ни туловища, ни головы, ни глаз. Присмотревшись, Виннер обнаружил, что всех халли покрыты редкими белесыми волосами. Виннера слегка замутило, как в первые дни работы на станции. С непонятным озлоблением он подошел к ближайшему пожарному щиту и снял багор. С багром, как с копьем наперевес, Виннер прошел вдоль передних торцов всех восьми отстойников. То же самое и здесь. Сколько их, тысячи, десятки тысяч! Виннер остановился у последнего отстойника, и в это время начался гул. Такое впечатление, будто заработало под землею десяток мощных трансформаторов. Халли гудели глухо, с сухим потрескиванием. Виннер нагнулся над отстойником и опустил багор. Если бы его в
В городе запирались по домам рано. Лишь только скроется солнце в завалах свалки — пустеют улицы, закрываются магазины, прокручиваются последние части кинофильмов. Город готовится к вечернему отдыху. Неттлингер загнал свои «Мерседес» на моечную эстакаду и, не выходя из машины, смотрел, как разбиваются о поднятые стекла тугие струи. Рабочий направляет шланг на задний мост, маслянистая вода стекает в темный провал приямка. Фюман, навалившись на умывальник, подставил шею и лопатки под холодную воду. Когда он прижимает спину к крану, шипящие тонкие струйки летят на стены. Папаша Йозеф подсчитывает дневную выручку, а два его помощника приводят в порядок помещение и заносят из-под навеса столы и стулья. Гейнц смывает жир и бурые пятна крови с мясного прилавка, по лотку бетонного пола плывут окурки выкуренных им за день сигарет. Фрау Каумиц готовит рыбный суп. В углу кухни пятнистая кошка пожирает из эмалированной чашки жабры и внутренности. Город готовится к вечернему отдыху. Город моется, чистится, ест, пьет, справляет свои естественные нужды. Открыты краны, шипят душевые сетки, урчат смывные бачки унитазов. Пот, грязь, кровь, фекалии, разжиженные водой, ухают в гидравлических затворах и летят, невесомые, по чугунным стоякам. Магистральный городской коллектор, выложенный еще сто лет назад из добротного обожженного кирпича, переполнен. Начало коллектора — у стадиона в южной части города, конец — камера решеток очистной станции.
Виннер записал в журнал показания рН-метра и пошел в обход. Начал, как всегда, со здания решеток, хотя это было и не совсем по пути — здание находилось в дальнем от административного блока конце станции. Но Виннер специально проходил мимо аэротенков и отстойников, не заходя на посты, чтобы начать обход с самого что ни есть начала. На решетках дежурил совсем молодой парень. Все рабочие станции, когда-то и сам Виннер, начинали карьеру с решеток — первой обязательной ступени. Затем следовали песколовки, первичные отстойники, аэротенки… Кто как потянет. Эта иерархическая лестница, совершенно не обязательная по технологии, была, очевидно, придумана кем-то для создания видимости возможного роста. Виннер открыл металлическую дверь и вошел в здание решеток. Карклин стоял к нему спиной, опершись о поручни, и следит за работающими внизу агрегатами. — Ну, как у тебя тут дела? — громко спросил Виннер, стараясь перекричать грохот дробилок. Карклин от неожиданности вздрогнул, но, увидев сменного мастера, улыбнулся. — Они уже здесь! Виннер подошел и тоже нагнулся над ограждением. — Сейчас только один показался и сразу нырнул. Виннер и Карклин постояли еще минут пять над бурлящим потоком, но так больше ничего и не заметили. Может быть, показалось малому? — Ну, я пошел, парень. Счастливо дежурить. И не трусь. Если что, звони диспетчеру. — А что их бояться? — Карклин расплылся в улыбке. — Что они могут сделать? Да, конечно, что они могут… Виннер потрепал Карклина по плечу. Когда-то он и сам, такой же молодой и белобрысый, стоял у этих же поручень, стараясь всем своим видом показать, что ему вовсе не противно смотреть на бурый поток внизу и дышать его испарениями. Сообщение Карклина, что халли появились в здании решеток, озадачило Виннера, хотя он и не подал вида. Нужно будет завтра перед пересменкой проверить. Минуя песколовки, Виннер направился к блоку первичных отстойников. «Кому и зачем это нужно? — думал он, шагая по шершавым бетонным плитам. — Ведь не только же из-за того, что повысилась активность ила на два процента, расплодили эту мерзость по всей станции? А может быть, это только для него два процента, а для других — тысячи марок? Темный лес». Виннер помнил, как несколько лет назад печатали в газетах, что в активном иле аэротенков среди микроскопических коловраток и сувоек обнаружили эти крестики, тогда еще маленькие, с палец, не больше — новая форма жизни! Сосиски Неттлингера! Но на эти заметки мало кто обратил внимание по той простой причине, что многим было абсолютно неинтересно читать о каких-то там слизняках, появившихся в городских нечистотах. И в течение последующих лет о сосуществовании «сосисок» Неттлингера, или как их стали называть — халли, знали только те, кто имел хотя бы какое-нибудь отношение к очистной станции. Халли же, найдя благоприятную среду в стоках города, бурно развились. Затем случай с Куртом… Виннер подошел к кромке крайнего отстойника. Всегда спокойная его поверхность теперь кипела. «Что это они?» — с беспокойством подумал он. Халли метались стаями, выныривая из глубины и глиссируя по поверхности, выпрямив в стороны сосиски-обрубки. У передней стенки отстойника они круто уходили под воду, издавая при этом резкое, как выдох, «х…ха!» Отстойник был похож на громадную ленту транспортера. Неожиданно халли всплыли и замерли. Никогда еще Виннеру не приходилось видеть такое: четыреста пятьдесят квадратных метров отстойника сплошь покрылись коричневыми крестами. Некоторые, наиболее крупные, достигали метра в поперечнике. Виннеру много раз приходилось наблюдать за халли, но так близко и долго он рассматривал их впервые. До чего же мерзкое зрелище! Четыре коричневых обрубка, похожие на сосиски, соединены вместе в одном конце, образуя что-то вроде пучка. Ни туловища, ни головы, ни глаз. Присмотревшись, Виннер обнаружил, что всех халли покрыты редкими белесыми волосами. Виннера слегка замутило, как в первые дни работы на станции. С непонятным озлоблением он подошел к ближайшему пожарному щиту и снял багор. С багром, как с копьем наперевес, Виннер прошел вдоль передних торцов всех восьми отстойников. То же самое и здесь. Сколько их, тысячи, десятки тысяч! Виннер остановился у последнего отстойника, и в это время начался гул. Такое впечатление, будто заработало под землею десяток мощных трансформаторов. Халли гудели глухо, с сухим потрескиванием. Виннер нагнулся над отстойником и опустил багор. Если бы его в
