Литвек - электронная библиотека >> Джон Рональд Руэл Толкин >> Фэнтези: прочее >> История Куллерво >> страница 3
не повторял он этих слов, Унтамо услышал их в тот раз. И в гневе и страхе задрожал он, молвив: «Он погубит мою жизнь, ибо Калерво возродился в нем».

И потому стал он всячески притеснять юношу (ибо уже стал им младенец, таким внезапным и удивительным был рост его стати и силы), и только сестра его, прекрасная дева Ванона (ибо ей уже стала она, таким внезапным и чудесным был рост ее стати и красоты) жалела его и сопровождала его в странствиях по голубому лесу. Но их старшие брат и сестра, о которых говорилось ранее, хоть и были рождены на свободе и зрели лицо отца своего, походили на рабов больше, чем эти сироты, рожденные в неволе, и они подчинялись Унтамо, и выполняли все его злые приказания, и ничуть не беспокоились об утешении своей матери, что взрастила их у реки во времена изобилия.

И странствуя по лесам год и месяц после того, как погиб отец их Калерво, двое этих вольных детей встретили Пса Мусти. От Мусти узнал многое Куллерво об отце, и об Унтамо, и о вещах более темных и древних, чем их дни волшебства, что были еще до того, как люди стали ловить рыбу в топях Туони. Ибо был Мусти мудрейшим из псов; ничего не знали люди о том, где и когда был он рожден, но всегда говорили о нем как о псе страшной силы и великого знания; родство и дружба связывали Мусти с существами из глуши, и знал он тайну того, как менять свою шкуру, и мог появляться в образе волка, или медведя, или скота великого и малого, и мог сотворить много другого волшебства.

И в ночь, о которой рассказывается, пес предупредил о зле, что замыслил Унтамо, и о том, что ничего не желает он сильней, чем смерти Куллерво, {и дал он Куллерво три шерстинки из своего меха, и сказал так: «Куллерво Калервонпойка, если когда-нибудь опасность будет грозить тебе от Унто, возьми одну из них и прокричи ‘Мусти! О Мусти, да поможет мне твое волшебство’ – и найдешь чудесную помощь в нужде своей».}

На следующий день Унтамо схватил Куллерво, затолкал его в бочку и бросил в воды стремительного потока. Показались они мальчику водами Туони, Рекой Смерти, но когда посмотрели люди на берег реки три дня спустя, то увидели, что он освободил себя из бочонка и, сидя на волнах, рыбачил медной удочкой с шелковою леской, и с тех пор он навсегда остался великим ловцом рыбы. И было это сделано волшебством Мусти.

И снова стал искать Унтамо смерти Куллерво, и послал своих слуг в леса, где собрали они могучие березы и сосны, что сочились смолой, сосны с тысячами иголок. Сани с корой привезли они да могучие ясени, и все это сложили грудой, чтоб сжечь Куллерво. Разожгли они пламя под деревом, и великий огонь затрещал, и к удивлению запах дерева и едкого дыма удушал их, и после взметнулись красные языки, и туда втолкнули они Куллерво, и огонь горел два дня и третий день, а после увидели они, что мальчик сидит по колено в пепле и по локти в золе, и держит в руках серебряную кочергу, и ворошит самые горячие угли, а сам не обжигается.

Тогда Унтамо в слепой ярости, видя, что колдовство его не приносит пользы, повесил его с позором на дереве. И там ребенок брата его Калерво болтался на высоком дубе две ночи и третью, и на заре Унтамо послал посмотреть, умер ли Куллерво на виселице. И вернулся слуга его в страхе, и таковы были слова его: «Владыка, Куллерво вовсе не погиб, но держит в своих руках большой нож, и вырезал им на дереве чудесные вещи, и вся кора его покрыта резьбою, и главные среди узоров – большая рыба (был это старый знак Калерво), и волки, и медведи, и огромный пес, словно бы из великой своры Туони». Волшебство, что спасло Куллерво жизнь, было из последней шерстинки Мусти, а нож тот был великим ножом Сикки, принадлежавшим отцу его, что дала ему мать, и после ценил Куллерво нож Сикки превыше золота и серебра.

Тогда cтрах почувствовал Унтамойнен и волей-неволей отступил перед великим волшебством, что хранило мальчика, и сделал его рабом, чтоб трудился он без платы за одну лишь скудную пищу. И часто голодал бы он, если бы Ванона, хотя Унти и обращался с ней не лучше, не сохраняла для своего брата многое от своей малости. Не питали сострадания к близнецам их старшие брат и сестра, но раболепствовали перед Унти, желая облегчить собственную жизнь, и великая обида копилась в Куллерво, и с каждым днем становился он все мрачней и ожесточенней и ни с кем не говорил ласково, кроме одной лишь Ваноны, да и с ней нередко был резок.

И вот, когда Куллерво подрос и стал сильней, Унтамо послал за ним и молвил так: «В доме своем я приютил тебя и отмерял тебе плату по заслугам: сытный обед или затрещину по уху. Теперь пришло время трудиться, и дам я тебе работу слуги. Пойди и сделай мне вырубку в чаще Голубого леса. Иди же». И Кули пошел. Но не был он раздосадован, ибо, хоть и минуло лишь два года, с топором в руке чувствовал он себя возмужавшим, и пел он, пока шел к лесу.

Песнь Сакехонто в лесу.

Ныне вправду стал я мужем,
Хоть немного лет прожил я,
Но весна в лесных просторах
Мною, как и встарь, любима.
Благородней я, чем прежде,
Пятерых мужей сильнее,
И отца со мною доблесть,
В час весенний в чаще леса
Сильно вырос Сакехонто.
О топор, мой брат любимый,
Ты топор под стать герою,
Мы идем рубить подсеку,
Стройные крушить березы,
Целый день тебя точил я,
К ночи сделал топорище,
Чтоб по дереву удары
Отзывались в высях горных,
И стволы ложились наземь,
В час весенний в чаще леса
Все круши, моя секира.
Так и шел Сакехонто к лесу, вырубая все на своем пути и не заботясь об уроне, и позади него остался большой повал деревьев, ибо велика была его сила. Так пришел он в лесную чащу, что раскинулась высоко на склонах сумрачных гор, но не страшился он, ибо был в родстве с дикими созданиями и с ним было волшебство Мусти. Выбирал он самые могучие деревья и рубил их, валя крепкие одним ударом, а тонкие - с пол-удара. И когда подле него легли семь могучих стволов, он внезапно швырнул свой топор так, что расщепил им могучий дуб, и тот застонал, а топор задрожал.

И прокричал Саке: «Пусть Танто, Властелин Смерти, делает такую работу и пошлет Лемпо стричь деревья». А после запел он:

Пусть побеги здесь не всходят,
Лист травы не зеленеет,
Пока твердь стоит земная,
Лунный лик пока сияет
И свой луч бросает тусклый
Меж ветвей в лесу у Саки.
Если в землю зерна лягут,
Если и взойдут посевы,
Нежный лист их развернется,
Чтобы стеблю дать дорогу,
Пусть они не колосятся,
Желтые вершки не зреют
В этой вырубке средь леса,
Здесь, в чащобе Сакехонто.
Через некоторое время Улто пришел посмотреть, как сын Кампы, раб его,