дочери.

— А как насчет золота, Абнер? Оно вернется?

— Третья часть вернулась? Будь доволен и этим.

— А те твари, которые завладели моим золотом? Они не станут мне вредить?

— Белтс, — пояснил дядюшка, — те твари, у которых сейчас спрятано твое золото, будут работать на тебя так прилежно и безотказно, как никакой раб не сумеет… Так что? Ты обещаешь так поступать?

Испуганный старик пообещал, и мы вышли из дома на солнце.

Около сарайчика у ручья стояла высокая стройная девушка, она накладывала на блюдо желтое масло и что-то пела, как черный дрозд. Дядюшка направился прямо к ней. Мы не слышали, что он ей говорил. Но пение прекратилось, когда он начал, и зазвучало еще веселей, когда он кончил. Громкая счастливая мелодия, казалось, заполнила весь луг.

Мы ждали дядюшку у пасеки, и когда он подошел, Рандольф сразу же обратился к нему.

— Абнер, — сказал он, — ты знаешь ответ на эту проклятую шараду?

— Ты сам дал этот ответ, Рандольф, — ответил дядюшка. — «Рой строителей поющих возводит дружно своды золотые». — И он указал на пчел. — Когда я заметил, что крышка с одного из ульев снята, то сразу подумал, что золото Белтса лежит там. А когда увидел воск на монетах, то убедился в этом.

— Но ведь ты говорил о тварях! — воскликнул Рандольф. — О нечеловеческих существах, которые могут проникать в дом даже через замочную скважину… О тварях…

— Я говорил о пчелах, — ответил дядюшка.

— Но ты же сказал, что Белтс попадет в ад, если ударит грабителя топором!

— Так ведь он убил бы собственную дочь, — пояснил Абнер. — Что может быть страшнее этого? Это она забрала золото и спрятала его под крышкой в улье. Но она поступила с отцом по совести. Часть денег она послала брату, часть взяла себе, а треть монет вернула старику Белтсу.

— Тогда, — крепко выругавшись, заявил Рандольф, — нет никаких ведьм с домашними призраками?

— А это, — ответил дядюшка, — можно назвать просто фигурой речи. Зато есть хрупкая девушка и целая пасека с пчелами!