- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (271) »
моей.
Под полозьями поле скрипит,
Под дугой колокольчик гремит,
А ямщик погоняет коней.
За горами, лесами, в дыму облаков
Светит пасмурный призрак луны.
Вой протяжный голодных волков
Раздается в тумане дремучих лесов.
Мне мерещатся странные сны.
Мне все чудится: будто скамейка стоит,
На скамейке старуха сидит,
До полуночи пряжу прядет,
Мне любимые сказки мои говорит,
Колыбельные песни поет.
И я вижу во сне, как на волке верхом
Еду я по тропинке лесной
Воевать с чародеем-царем
В ту страну, где царевна сидит под замком,
Изнывая за крепкой стеной.
Там стеклянный дворец окружают сады,
Там жар-птицы поют по ночам
И клюют золотые плоды,
Там журчит ключ живой и ключ мертвой воды
И не веришь и веришь очам.
А холодная ночь так же мутно глядит
Под рогожу кибитки моей,
Под полозьями поле скрипит,
Под дугой колокольчик гремит,
И ямщик погоняет коней.
1844
Спишь ли ты, брат мой? Уж ночь остыла; В холодный, Серебряный блеск Потонули вершины Громадных Синеющих гор. И тихо, и ясно, И слышно, как с гулом Катится в бездну Оторванный камень. И видно, как ходит Под облаками На отдаленном Голом утесе Дикий козленок. Спишь ли ты, брат мой? Гуще и гуще Становится цвет полуночного неба, Ярче и ярче Горят планеты. Грозно Сверкает во мраке Меч Ориона. Встань, брат! Из замка Невидимой лютни Воздушное пенье Принес и унес свежий ветер. Встань, брат! Ответный, Пронзительно-резкий Звук медного рога Трижды в горах раздавался, И трижды Орлы просыпались на гнездах. 1844
На скамье, в тени прозрачной Тихо шепчущих листов, Слышу — ночь идет, и — слышу Перекличку петухов. Далеко мелькают звезды, Облака озарены, И дрожа тихонько льется Свет волшебный от луны. Жизни лучшие мгновенья Сердца жаркие мечты, Роковые впечатленья Зла, добра и красоты; Все, что близко, что далеко, Все, что грустно и смешно, Все, что спит в душе глубоко, В этот миг озарено. Отчего ж былого счастья Мне теперь ничуть не жаль, Отчего былая радость Безотрадна, как печаль, Отчего печаль былая Так свежа и так ярка? Непонятное блаженство! Непонятная тоска! 1844
Уже над ельником из-за вершин колючих Сияло золото вечерних облаков, Когда я рвал веслом густую сеть плавучих Болотных трав и водяных цветов. То окружая нас, то снова расступаясь, Сухими листьями шумели тростники; И наш челнок шел, медленно качаясь, Меж топких берегов извилистой реки. От праздной клеветы и злобы черни светской В тот вечер, наконец, мы были далеко И смело ты могла с доверчивостью детской Себя высказывать свободно и легко. И голос твой пророческий был сладок, Так много в нем дрожало тайных слез, И мне пленительным казался беспорядок Одежды траурной и светло-русых кос. Но грудь моя тоской невольною сжималась, Я в глубину глядел, где тысяча корней Болотных трав невидимо сплеталась, Подобно тысяче живых зеленых змей. И мир иной мелькал передо мною Не тот прекрасный мир, в котором ты жила; И жизнь казалась мне суровой глубиною С поверхностью, которая светла. 1844
ВСТРЕЧА
Вчера мы встретились; — она остановилась - Я также — мы в глаза друг другу посмотрели. О боже, как она с тех пор переменилась; В глазах потух огонь, и щеки побледнели. И долго на нее глядел я молча строго - Мне руку протянув, бедняжка улыбнулась; Я говорить хотел — она же ради бога Велела мне молчать, и тут же отвернулась, И брови сдвинула, и выдернула руку, И молвила: "Прощайте, до свиданья". А я хотел сказать: "На вечную разлуку Прощай, погибшее, но милое созданье". <1844>КУМИР
_Не сотвори себе кумира_; Но, верный сердцу одному, Я был готов все блага мира Отдать кумиру моему. Кумир немой, кумир суровый, Он мне сиял как божество, И я клялся его оковы Влачить до гроба моего. Полубезумен и тревожен, С печатью скорби на челе, В цепях я мнил, что рай возможен Не в небесах, а на земле, - Так, чем свобода безнадежней, Чем наши цепи тяжелей, Тем ярче блеск надежды прежней Иль идеал грядущих дней. Но я разбил кумир надменный, Кумир развенчанный — упал, И я же, раб его смиренный, Его обломки растоптал. И без любви, без упованья, Не призывая тайных сил, Я глубоко мои страданья В самом себе похоронил. <1844>Посмотри — какая мгла
Посмотри — какая мгла В глубине долин легла! Под ее прозрачной дымкой В сонном сумраке ракит Тускло озеро блестит. Бледный месяц невидимкой, В тесном сонме сизых туч, Без приюта в небе ходит И, сквозя, на все наводит Фосфорический свой луч. <1844>НОЧЬ В ГОРАХ ШОТЛАНДИИ
Спишь ли ты, брат мой? Уж ночь остыла; В холодный, Серебряный блеск Потонули вершины Громадных Синеющих гор. И тихо, и ясно, И слышно, как с гулом Катится в бездну Оторванный камень. И видно, как ходит Под облаками На отдаленном Голом утесе Дикий козленок. Спишь ли ты, брат мой? Гуще и гуще Становится цвет полуночного неба, Ярче и ярче Горят планеты. Грозно Сверкает во мраке Меч Ориона. Встань, брат! Из замка Невидимой лютни Воздушное пенье Принес и унес свежий ветер. Встань, брат! Ответный, Пронзительно-резкий Звук медного рога Трижды в горах раздавался, И трижды Орлы просыпались на гнездах. 1844
ЛУННЫЙ СВЕТ
На скамье, в тени прозрачной Тихо шепчущих листов, Слышу — ночь идет, и — слышу Перекличку петухов. Далеко мелькают звезды, Облака озарены, И дрожа тихонько льется Свет волшебный от луны. Жизни лучшие мгновенья Сердца жаркие мечты, Роковые впечатленья Зла, добра и красоты; Все, что близко, что далеко, Все, что грустно и смешно, Все, что спит в душе глубоко, В этот миг озарено. Отчего ж былого счастья Мне теперь ничуть не жаль, Отчего былая радость Безотрадна, как печаль, Отчего печаль былая Так свежа и так ярка? Непонятное блаженство! Непонятная тоска! 1844
Уже над ельником
Уже над ельником из-за вершин колючих Сияло золото вечерних облаков, Когда я рвал веслом густую сеть плавучих Болотных трав и водяных цветов. То окружая нас, то снова расступаясь, Сухими листьями шумели тростники; И наш челнок шел, медленно качаясь, Меж топких берегов извилистой реки. От праздной клеветы и злобы черни светской В тот вечер, наконец, мы были далеко И смело ты могла с доверчивостью детской Себя высказывать свободно и легко. И голос твой пророческий был сладок, Так много в нем дрожало тайных слез, И мне пленительным казался беспорядок Одежды траурной и светло-русых кос. Но грудь моя тоской невольною сжималась, Я в глубину глядел, где тысяча корней Болотных трав невидимо сплеталась, Подобно тысяче живых зеленых змей. И мир иной мелькал передо мною Не тот прекрасный мир, в котором ты жила; И жизнь казалась мне суровой глубиною С поверхностью, которая светла. 1844
МАГОМЕТ ПЕРЕД ОМОВЕНИЕМ
О благодатная, святая влага! Со всех сторон, С востока солнца до заката солнца, Объемля мир, Из облаков на жаждущие нивы Не ты ль дождем Серебряным, при звуках грома, Шумишь — как дух, Когда по воздуху, очам незримый, Несется он, По сторонам разбрасывая складки Своих одежд! О благодатная, святая влага! Из недр земных Тебя сосет змееобразный корень; Тобой живут И рис, и терн, и виноград, и фига; Не ты ль поишь Усталого среди степей верблюда - И в знойный день Он весело бежит, напрягши силы. Когда вдали Заслышит тихое, под диким камнем, Журчанье струй! Земля сгорит, и лопнет камень, И упадут На рубежах поставленные горы… Лишь ты одна Кипящими зальешь волнами Развалины Пылающего мира, и густой, Горячий дым Прокатится, гонимый ветром, Из края в край. О благодатная, святая влага! Обмой меня - И освежи меня, и напои Того, кто жаждет! <1844>ПРОГУЛКА ВЕРХОМ
Я еду городом — почти Все окна настежь — у соседки В окошке расцвели цветы, И канарейка свищет в- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (271) »