- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (11) »
Ютта Рихтер Я всего лишь собака
Глава первая, в которой я нежусь на солнышке
Осенний денёк. Славный осенний денёчек! Погодка в самый раз для собак. Солнышко тёплое, будто материнское молоко. Ласкает так, словно тебе живот вылизывают. Уф, наелся до отвала, напился вдоволь и поохотился на славу. Я его почти поймал, зайца этого. Ещё чуток — и сцапал бы… Если бы не проклятый свисток! Отвлёкся из-за него всего на долю секунды… Вечно они не вовремя! Всякий раз, когда я почти у цели, раздаётся этот свист. Завели себе свисток для собак, просто беда! От этого звука у меня мороз по коже. Вообще-то моё имя Брендон, но хозяева зовут Антоном. Поменяли мне кличку: говорят, так им легче меня подзывать. Не понимают, что «Брендон» звучит благороднее и значительнее. Язык, видите ли, сломать боятся. Может, у них просто зубы короткие, не то что у меня… Поэтому, поди, свисток и завели.
Итак, позвольте представиться: меня зовут Брендон. Я из Венгрии, из древнего пастушьего рода. У меня есть братья — Бела, Братко и Бенце, но я давно их не видел. Так устроена жизнь у нас, у собак: не успел на свет появиться, а уже прощай, родная семья! Нас раздают новым хозяевам, и мы отправляемся по разным домам, где всё вокруг новое — обстановка, запахи. Не так-то просто привыкнуть к переменам, но мы ребята башковитые, всё схватываем на лету и легко приживаемся на новом месте. Если всё сладится, не успеете и глазом моргнуть, как мы уже заняли лучшее местечко в доме. А всё почему? Потому, что кто лучшее место займёт, тому в жизни повезёт. Лучшее место — это садовая скамейка у входной двери: мягкая подушка, то тенёк, то солнышко. Сегодня даже мухи не мешают. Тёплый ветерок щекочет нос запахом жарящегося мяса, можно подремать и помечтать. Вспомнить Венгрию, просторы пушты[1], наши стада. У нас было столько скота, что восемь собак еле поспевали за ним следить: серые венгерские коровы, шерстистые свиньи и волошские овцы. Мне больше всего нравились овцы — у них витые рога и очень серьёзные морды. Они кажутся мудрыми и знающими жизнь, но на самом деле, к сожалению, глупы и упрямы, и нам, овчаркам, с них глаз спускать нельзя. Мой дядя Ференц был самым лучшим пастухом. Сколько овец он спас! Не боялся дать отпор шакалам и выходил победителем в схватке с любой лесной кошкой. Ах, как прекрасна жизнь! Мягкая подушка, то тень, то солнышко… Эй, кто это мне солнце заслонил? Ага! Опять она подкралась незаметно! В своём духе! Подкралась и ка-а-ак прыгнет! Ещё в воздухе выпустила когти, острые как кинжалы, и запустила их мне в нос. У меня от боли аж в глазах потемнело! Пропади пропадом даже самое лучшее местечко, если из-за него приходится терпеть такие муки. Что она ко мне привязалась? В конце концов, я здесь первый появился, и это моё лучшее место. Зачем, скажите на милость, они ещё кошку завели? Поначалу-то я встретил её вполне дружелюбно, поздороваться хотел, обнюхать, как полагается, может, даже лизнул бы. Таковы законы гостеприимства у нас в Венгрии. Мы радушно встречаем новых членов семьи, помогаем им освоиться. А что она? Сама с вершок, да как заурчит на меня! Зашипела и даже плеваться стала. А ведь хвостом при этом машет вполне дружелюбно… Как прикажете её понимать? Ясное дело — заигрывает. Ну, я тоже вильнул. Кошка подняла лапу. Я было шагнул навстречу, но тут она как выпустит когти да бац меня по носу! И всё это так быстро и так больно! Я взвыл и кинулся под диван. А она осталась сидеть довольная. Сперва слизала мою кровь с лапок, потом запрыгнула на кресло. На моё кресло, обратите внимание, на моё место. Свернулась калачиком и уснула. Всё, война! Я повернулся, чтобы уйти, а она за мной! Нет, в этой войне мне никогда не победить. Кошка может лазить по деревьям, ей ничего не стоит прыгнуть с земли на забор. Вечно я оказываюсь внизу, а она наверху. Но стоит мне громко залаять, тут же прибегают хозяева и кричат: «Фу! Прочь! Нельзя!» А эта хитрюга опустит голову, словно сама невинность, и давай мяукать и мурлыкать. Ну, и её, конечно, все гладят и жалеют. Ничего с этим не поделать! Они зовут её Мицци. Чёрная, а глазищи жёлтые и светятся в темноте. По ночам она сидит на заборе и орёт благим матом, будто ей чёрт в загривок вцепился. Но её вопли, похоже, моим хозяевам нисколечко не мешают. По крайней мере, ей-то никто не кричит: «Фу! Прочь! Нельзя!» Может, потому что кошка мяукает, когда её зовут, и вечно трётся об их ноги. Дядюшка Ференц предупреждал меня о кошачьем коварстве. Рассказывал, что эти бестии происходят от диких кошек, а чёрные коты — самые опасные. Они огромные, как пантеры, и если с самого начала не указать им границы, то и за ягнят примутся.
Az okosabb enged — так звучит одна венгерская поговорка. Az okosabb enged — в споре уступает тот, кто умнее. У меня нет выбора, я же умнее. Ай, как больно! Ох, Мицци, опять твоя взяла! Снова кошка наверху, а я внизу. Полюбуйтесь, как она растянулась на моей садовой скамейке. На моём любимом месте. Притворяется, что спит, да ещё лапу свесила, будто случайно, и та болтается прямо у меня перед глазами. Я вижу, как она медленно то выпустит свои коготки, то спрячет их назад в кожаные подушечки на лапах. В Венгрии ни один домашний кот не отважился бы на такое! Там-то коты знают своё место, дядя Ференц об этом позаботился: кошкам место на сеновале и на лугу, пусть там часами охотятся в траве за какой-нибудь тощей мышкой. Ну, а здесь всё иначе… Здесь-то дядюшки Ференца нет, я в этих краях один-одинёшенек, и зовут меня тут Антоном. Нет, я не жалуюсь. По большому счёту, мне повезло: миска всегда полна, свежая вода в достатке, а в награду мне дают пожевать высушенные свиные уши — объедение! Ах, как они хрустят! Ладно уж, в доме есть и другие места — не хуже.