поскольку она по натуре фаталистка, шансов у нее нет.
Пуаро не мог позволить себе расчувствоваться. Ему нужна была информация.
— Вы случайно не помните одну ее горничную? Ту, которую звали Нита Валетта?
— Валетта? Валетта? Одну ее горничную я как-то видел на вокзале, когда провожал ее в Лондон. Кажется, она была итальянкой из Пизы[9]. Да, точно: итальянка из Пизы.
У Пуаро вырвался стон.
— В таком случае, — произнес он стоически, — мне придется отправиться в Пизу.
Он вспомнил Михаила Новгина, Охотника, его прыжки и вращения в невообразимом фантастическом лесу, созданном Амброзом Ванделом, и чудесную летящую Лань, вечно преследуемую и вечно желанную, с золотыми рогами и мелькающими бронзовыми копытцами. Он вспомнил, как она падала, пораженная стрелой, и как ошеломленный Новгин стоял, держа на руках беспомощное тело… Катрина Самушенко смотрела на Пуаро с некоторым интересом. — Мы ведь с вами не знакомы? — спросила она. — Чего же вы от меня хотите? — Прежде всего, сударыня, я хочу поблагодарить вас, — поклонился Пуаро, — поблагодарить за ваш необыкновенный талант, подаривший мне однажды волшебный вечер. Больная слабо улыбнулась. — Но я здесь не только за этим. Видите ли, мадам, я уже довольно давно ищу одну из ваших горничных — ту, которую звали Нитой. Она вскинула на него большие испуганные глаза. — И что же вам о ней известно? — Сейчас расскажу. Он поведал ей о том вечере, когда сломался его автомобиль, о том, как Тед Уильямсон, стоя перед ним, мял в руках кепку и, запинаясь, рассказывал про свою любовь и несчастную долю. Она внимательно слушала и под конец тихо сказала: — Как трогательно, что… Очень трогательно… — Да, — кивнул Пуаро. — Поистине аркадская идиллия. Что вы, сударыня, можете мне рассказать об этой девушке? — У меня была горничная, Хуанита, — вздохнула Катрина Самушенко, — прелестная, веселая, беспечная девушка. С ней случилось то, что часто случается с теми, кому благоволят боги: она умерла совсем молодой. Те же безысходные слова говорил себе и сам Пуаро. Теперь он услышал их вновь — и все-таки он решил не сдаваться. — Так она умерла? — переспросил он. — Умерла. — Кое-чего я все же не понимаю, — помолчав, сказал Пуаро. — Я спросил сэра Джорджа Сэндерфилда об этой вашей горничной, и он не нашелся что сказать. С чего бы это? На лице балерины отразилась легкая гадливость. — Он наверняка решил, что вы имели в виду Мари — девушку, которую я взяла на место Хуаниты. Она, кажется, что-то о нем узнала и пыталась его шантажировать. Надо сказать, она вообще мерзкая девица — вечно совала нос в чужие письма и запертые ящики стола. — Что ж, с этим все понятно, — пробормотал Пуаро. Помолчав, он продолжал с прежним упорством: — Фамилия Хуаниты была Валетта, и она умерла в Пизе, на операционном столе. Я ничего не путаю? Он заметил, что собеседница чуть-чуть помешкала, прежде чем кивнуть головой. — Да, все верно… — Но есть еще один нюанс, — задумчиво протянул Пуаро, — родные называли ее не Хуанитой, а Бьянкой. — Хуанита, Бьянка — не все ли равно? — пожала худыми плечами Катрина. — Думаю, настоящее ее имя было Бьянка, но она считала, что Хуанита гораздо романтичнее. — Надо же? — отозвался Пуаро и, помолчав, интригующим тоном продолжил: — А вот у меня есть всему этому иное объяснение. — Какое же? — У девушки, которую полюбил Тед Уильямсон, — наклонился вперед Пуаро, — волосы были похожи на золотые крылья. Подавшись еще больше вперед, он дотронулся до волос собеседницы, вздымавшихся упругими волнами по обе стороны лица. — Золотые крылья или золотые рога? Все зависит от восприятия. Кто-то видит в вас дьявола, кто-то — ангела. Вы могли бы быть и тем, и другим. А может, это просто золотые рожки раненой лани? — Смертельно раненной лани… — прошептала Катрина, в ее голосе была абсолютная безнадежность. — С самого начала мне что-то не давало покоя в рассказе Теда Уильямсона. Что-то он мне напоминал, и это что-то были вы… помните танец в лесу, в образе прелестной лани с бронзовыми копытцами?.. Сказать вам, мадемуазель, как все было? Я думаю, что однажды вы отправились в Грасслон без
7
Пуаро стоял на пизанском кладбище Кампо-Санто и смотрел на могилу. Так вот где закончились его поиски — у скромного холмика, под которым покоилась та, что поразила сердце и воображение бедняги механика. Хотя, как знать, не лучший ли это исход столь неожиданной и странной страсти? Теперь девушка навечно останется в памяти молодого человека такой, какой он видел ее в те несколько волшебных часов июньского дня. Никаких издержек разного воспитания и традиций, никаких разочарований… Пуаро с горечью покачал головой. Перед глазами у него снова встала семья Валетты. Мать с широким крестьянским лицом, прямой как палка убитый горем отец, смуглая сестра с плотно сжатыми губами… — Это случилось внезапно, синьор, совершенно неожиданно. Конечно, у нее время от времени что-то да побаливало… Доктор даже не дал нам подумать — сказал, что операцию нужно делать немедленно, и сразу забрал ее в больницу… Si, si[10], она умерла под наркозом, не приходя в сознание. — Бьянка всегда была такой умницей, — всхлипнула мать. — Ужасно, что она умерла совсем молодой… «Она умерла молодой», — повторил про себя Пуаро. Вот что он должен сказать молодому человеку, который открыл ему сердце: «Вашей ей не быть, друг мой. Она умерла молодой». Поиски окончились — здесь, где вырисовывался силуэт Падающей башни[11] и первые весенние цветы, бледные и нежные, возвещали грядущее буйство жизни. Это ли пробуждение природы не дало ему смириться с неизбежностью? Или было что-то еще? Что-то, тревожащее его подсознание — то ли слово, то ли фраза, то ли имя… Не слишком ли все лежало на поверхности, не слишком ли все сходилось? Пуаро вздохнул… Чтобы исключить всякие сомнения, ему придется предпринять еще одно путешествие, на этот раз в Вагре-лез-Альп.8
Да, подумалось ему, воистину конец света. Этот снежный уступ, эти редкие хижины и домики, в каждом из которых обреченное существо борется с незаметно подкрадывающейся смертью. Наконец-то он добрался до Катрины Самушенко. При виде ее запавших щек с нездоровым румянцем и исхудавших рук, беспомощно покоившихся на одеяле, в нем шевельнулось воспоминание. Он не помнил ее имени, но видел ее танец. Его тогда увлекла и околдовала магия ее мастерства, заставлявшая забыть обо всем на свете.Он вспомнил Михаила Новгина, Охотника, его прыжки и вращения в невообразимом фантастическом лесу, созданном Амброзом Ванделом, и чудесную летящую Лань, вечно преследуемую и вечно желанную, с золотыми рогами и мелькающими бронзовыми копытцами. Он вспомнил, как она падала, пораженная стрелой, и как ошеломленный Новгин стоял, держа на руках беспомощное тело… Катрина Самушенко смотрела на Пуаро с некоторым интересом. — Мы ведь с вами не знакомы? — спросила она. — Чего же вы от меня хотите? — Прежде всего, сударыня, я хочу поблагодарить вас, — поклонился Пуаро, — поблагодарить за ваш необыкновенный талант, подаривший мне однажды волшебный вечер. Больная слабо улыбнулась. — Но я здесь не только за этим. Видите ли, мадам, я уже довольно давно ищу одну из ваших горничных — ту, которую звали Нитой. Она вскинула на него большие испуганные глаза. — И что же вам о ней известно? — Сейчас расскажу. Он поведал ей о том вечере, когда сломался его автомобиль, о том, как Тед Уильямсон, стоя перед ним, мял в руках кепку и, запинаясь, рассказывал про свою любовь и несчастную долю. Она внимательно слушала и под конец тихо сказала: — Как трогательно, что… Очень трогательно… — Да, — кивнул Пуаро. — Поистине аркадская идиллия. Что вы, сударыня, можете мне рассказать об этой девушке? — У меня была горничная, Хуанита, — вздохнула Катрина Самушенко, — прелестная, веселая, беспечная девушка. С ней случилось то, что часто случается с теми, кому благоволят боги: она умерла совсем молодой. Те же безысходные слова говорил себе и сам Пуаро. Теперь он услышал их вновь — и все-таки он решил не сдаваться. — Так она умерла? — переспросил он. — Умерла. — Кое-чего я все же не понимаю, — помолчав, сказал Пуаро. — Я спросил сэра Джорджа Сэндерфилда об этой вашей горничной, и он не нашелся что сказать. С чего бы это? На лице балерины отразилась легкая гадливость. — Он наверняка решил, что вы имели в виду Мари — девушку, которую я взяла на место Хуаниты. Она, кажется, что-то о нем узнала и пыталась его шантажировать. Надо сказать, она вообще мерзкая девица — вечно совала нос в чужие письма и запертые ящики стола. — Что ж, с этим все понятно, — пробормотал Пуаро. Помолчав, он продолжал с прежним упорством: — Фамилия Хуаниты была Валетта, и она умерла в Пизе, на операционном столе. Я ничего не путаю? Он заметил, что собеседница чуть-чуть помешкала, прежде чем кивнуть головой. — Да, все верно… — Но есть еще один нюанс, — задумчиво протянул Пуаро, — родные называли ее не Хуанитой, а Бьянкой. — Хуанита, Бьянка — не все ли равно? — пожала худыми плечами Катрина. — Думаю, настоящее ее имя было Бьянка, но она считала, что Хуанита гораздо романтичнее. — Надо же? — отозвался Пуаро и, помолчав, интригующим тоном продолжил: — А вот у меня есть всему этому иное объяснение. — Какое же? — У девушки, которую полюбил Тед Уильямсон, — наклонился вперед Пуаро, — волосы были похожи на золотые крылья. Подавшись еще больше вперед, он дотронулся до волос собеседницы, вздымавшихся упругими волнами по обе стороны лица. — Золотые крылья или золотые рога? Все зависит от восприятия. Кто-то видит в вас дьявола, кто-то — ангела. Вы могли бы быть и тем, и другим. А может, это просто золотые рожки раненой лани? — Смертельно раненной лани… — прошептала Катрина, в ее голосе была абсолютная безнадежность. — С самого начала мне что-то не давало покоя в рассказе Теда Уильямсона. Что-то он мне напоминал, и это что-то были вы… помните танец в лесу, в образе прелестной лани с бронзовыми копытцами?.. Сказать вам, мадемуазель, как все было? Я думаю, что однажды вы отправились в Грасслон без