уверен, что не ошибся и видел то, что видел.

Другие ничего не заметили. По крайней мере, Данкэн все так же предавался чревоугодничеству, а господин Валхирр с услужливостью зеркала отражал при этом все эмоции журналиста. Видимо, делал он это потому, что на данный момент именно они были наиболее сильными. Если бы я дочитал Феномен , я бы знал точно, а так приходилось только догадываться.

Госпожа Валхирр ела не торопясь, часто поднимала голову и смотрела на мужа, но старалась делать это как можно бесстрастнее. Данкэн вообще не отрывал взгляда от тарелки. Господин Валхирр ел мало — у него сейчас имелись другие заботы.

Вдруг одна из ламп-факелов, висевших в зале, со стеклянным треском взорвалась, осколки брызнули во все стороны.

Господин Валхирр вскочил со своего места и закричал. Он отшвырнул в сторону стул (замечу, довольно массивный стул) и выбежал прочь.

Данкэн тоже поднялся и вопросительно посмотрел на супругу Валхирра.

— Прошу вас, успокойте его, — умоляющим тоном произнесла она, глядя на журналиста. — У меня уже нет на это никаких сил.

Данкэн отрывисто кивнул и вышел вслед за Валхирром.

Я смущенно молчал и опускал глаза.

Госпожа Валхирр закрыла лицо руками:

— Вы тоже заметили, правда? Он изменился, страшно изменился. Вы не знаете, что с ним?

— Нет, — соврал я.

Она закивала:

— Да-да, конечно. Простите за глупый вопрос — откуда вам знать. Наверное, нужно спросить у господина повествователя.

— Не нужно, — сказал я, злясь на себя за то, что делаю. — Не нужно. Думаю, к завтрашнему утру это пройдет. Или даже к сегодняшнему вечеру.

— Уже вечер, — сказала она.

— И все-таки советую вам повременить. Тем более, мне кажется, что господина Мугида вам сейчас не найти.

— Да, — прошептала эта немолодая, чуть полноватая женщина. — Да, но… Я боюсь за Каэля.

Мы прожили с ним вместе много лет, и он всегда был заботливым мужем, но сегодня… Это ведь не забота обо мне, это какая-то страшная форма сочувствия — со-чувствия, когда все, буквально все! находит отражение… в нем. Я боюсь.

— Не бойтесь. Уверен, все обойдется, — ложь, конечно, но именно такие слова успокаивают лучше, чем любые аргументы и доводы.

Она кивнула.

— Спасибо вам. Я пойду к себе — если придет Каэль, скажите ему это.

— Скажу, — пообещал я. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Госпожа Валхирр ушла, я остался один.

Вскоре вернулся Данкэн. Он открыл было рот, намереваясь заговорить, но вспомнил что-то и промолчал. Только бросил отрывисто:

— Все в порядке, он уже пришел в себя. Кажется, окончательно.

Я кивком поблагодарил за информацию и продолжал есть.

Журналист вскоре закончил ужинать, церемонно попрощался со мной и, держа спину прямой, как гладильная доска, вышел. Вскоре отправился на покой и я.

Читать сегодня больше не хотелось. Я подошел к окну и снял с него заглушку — комната мгновенно наполнилась завыванием. Ветер внизу, в ущелье, пел древний погребальный гимн, и мне очень хотелось надеяться, что этот гимн — не по нам. Некоторое время я слушал его, потом поставил заглушку на место и отправился в кровать.

Закончилась первая неделя моего пребывания в Последней башне .

(С) Rara avis, 1998