девались ручки их автомашин. Но мальчики все же были в тревоге: что, если фашисты хватятся?..

И Семка, и Андрюшка Толченов, и Прутик с тревогой следили за немцами. Но те и на другой день вели себя как всегда. Куда-то уезжали и возвращались назад мотоциклисты, солдаты рылись в крестьянских сундуках и жрали кур, гусей, поросятину… И вдруг неожиданно и совсем близко загрохотали орудия, послышались очереди пулеметов, громкий треск….. Солдаты выбежали из помещений, носились по улицам, кричали и стреляли в сторону леса. Офицеры сердито отдавали приказания. Примчался разведчик-мотоциклист, спешно отдал офицеру честь, что-то доложил ему. Офицер подал команду. Солдаты бросились к пожарному сараю, к автомашинам. Они лезли в них, кричали, толкали один другого. У машин бегали и суетились встревоженные шоферы.

Сердца мальчиков замерли. Что-то будет! Вот-вот хватятся немцы… вот-вот догадаются… Но со стороны кустарников и разрушенной баньки уже бежали наши, бежали красноармейцы. Они кричали «ура». Их было много. Вот красноармейцы показались и со стороны дороги. Выстрелы, грохот смешались. Немецкие захватчики, видно, не ждали наших. Они растерялись и заметались в испуге. С криком они соскакивали с грузовиков. Офицер выстрелил в шофера. Солдаты в беспорядке побежали. Им остался только один путь — занесенное снегом льняное поле. И они побежали по сугробам, завязая в них и падая. А красноармейцы догоняли их, стреляли в них из винтовок, из пулеметов, закидывали гранатами…

Наконец пальба стала стихать. По улицам Алферовки ходили красноармейцы; они вытаскивали из хат и сараев притаившихся немецких солдат. Стали выходить на улицу алферовцы. У одной избы остановился командир. Он увидал плачущую старуху и стал утешать ее. В это время подошли к нему Сережка, Прутик. Андрюшка Толченов и другие мальчики.

— Вам что нужно, молодцы? — спросил их командир.

— Мы, товарищ командир, хотим сдать вам наши трофеи.

— Какие это трофеи?

— А вот эти немецкие грузовики.

— Почему же это ваши трофеи? В каких боях вы их добыли?

— А мы, товарищ командир, не в боях — мы хитростью: унесли вчера заводные ручки от грузовиков и спрятали. Сегодня фашисты бросились удирать, да не смогли завести машины — нечем было! Уж они бегали-бегали, искали-искали. А ручки-то вот они!

И мальчики за конец веревки подтянули к командиру связку заводных ручек от больших, новых немецких грузовиков, на которых теперь можно было догонять бегущих фашистов и бить их за повешенного дедушку Афанасия, за убитого Федюшку, за все, за все!..

Юлия Доброленская НА ДЕСНЕ

Река Десна — приток Днепра. Днепр несет свои воды по всей Украине, настойчиво пробиваясь среди лесов, полей и холмов. В конце своего пути он мощным потоком врывается в море, и тихий плеск его волн сливается с величественным гулом широкого морского простора.

Десна местами широка, а местами так узка, что если рыболов закинет с берега удочку, крючок ее попадает почти на середину реки. Левый берег Десны пологий. На нем леса, могучие сосны. Правый — крутой, обрывистый. На нем луга, пашни, овраги, перелески. Кое-где среди зелени раскинулись села. Разбежавшиеся по склонам белые хатки издали похожи на стада пасущихся овец. В одной из таких хат жил сын колхозника Константин Иванько.

В год, когда началась война, Костику исполнилось одиннадцать лет. Он был смуглый, живой, с веселыми карими глазами, с жесткими черными волосами, которые на макушке торчали, как будто поднятые ветром. Ростом он был выше своих сверстников и в классе сидел на последней парте, что не мешало ему быть первым учеником.

Здание школы стояло почти на краю обрыва, над Десной. На переменах школьники весело сбегали к реке, набирали в карманы и в подолы рубах много круглых, пестрых камешков и потом, взобравшись наверх, кидали камешки в реку — кто дальше. Некоторые девочки думали, что чем выше поднять руку, тем дальше залетит камень. Они становились на цыпочки, зажав камень в кулаке, и потом бросали его над своей головой. И так обидно было им видеть, как круги по воде расплывались у самого берега, а еще обиднее было слышать смех товарищей. Костик умел, опустившись на правое колено, широко откинув руку в сторону, размахнуться и четким движением вышвырнуть камень вперед. Точно невидимая сила подхватывала камень и несла его но воздуху. «Длиннорукий!» — кричали Костику товарищи, с восхищением наблюдая, как камешки один за другим перелетали реку и ударяли в сосны на том берегу.

Весело жилось детям колхозников в уютных белых хатках, среди вишневых садов, под ясным украинским небом, на берегу тихой речки. А потом вдруг все изменилось. Началась война. Над селом пролетали самолеты. Все тревожнее становилось вокруг. Фронт приближался к селу.

Накануне того дня, когда враги ворвались в село, в хате Костика сидели его отец Опанас Иванько и лучший друг отца дядько Данило.

— Вот гады! — говорил отец сурово. — Гляди, куда добрались!

Дядько Данило, опустив упрямую голову, не спеша закуривал цыгарку, но пальцы его дрожали, и он рассыпал табак. Был он известный весельчак и шутник, мастер на всякие прибаутки. Справившись с цыгаркой, дядько Данило сказал:

— Коли бешеный волк заведется в лесу, все идут на облаву. Нету нам с тобой другого пути, как итти в партизаны.

— Оно так, — согласился отец, — да только будет ли с этого дела толк? Нас горстка, а немцев сила.

Дядько Данило посмотрел куда-то в сторону, и темные глаза его заблестели.

— Знаешь, кум, коли весной ручьи стекают в Десну, разве много в каждом из них воды? А сбегутся все вместе, вольются в реку, и река выходит из берегов.

Ночью они ушли. А утром село заняли немецкие солдаты.

— Сынку, — сказала Костику мать, — ты теперь у нас старший…

Обняла его и заплакала. В семье, кроме Костика, было еще четверо детей.

Фашисты бесчинствовали в колхозе и грабили народ. Угрожая виселицей и расстрелами, они допытывались, кто из колхозников ушел в партизаны. Но в колхозе не было ни одного предателя.

Давно должны были бы начаться занятия, но немцы разместили в здании школы свой штаб, выбросили парты, на классных досках устроили постели, а глобус превратили в футбольный мяч. Парты в беспорядке стояли на школьном дворе, над обрывом. По утрам, когда пригревало солнце, фашисты, сидя на партах, били вшей, зашивали свои куртки и чистили оружие.

Стояли ясные сентябрьские дни, такие тихие, что легкие золотые листья не осыпались с берез, а река казалась неподвижной, как песчаная отмель. Небо было синее. В прозрачном воздухе плавала