принялся бродить вокруг грузовика. Видеокассетники казались издалека отличным советским товаром. Миниатюризация была достоинством только в глазах иностранного покупателя. Русские, как правило, любили похвастать своей покупкой, а не прятать ее. Кстати, новые ли они? Яак провел рукой по краям, проверяя, нет ли следов от погашенных сигарет, что свидетельствовало бы о том, что товар подержанный.

Приехавшая с Руди золотоволосая женщина бесследно исчезла. Аркадий почувствовал, что его внимательно изучают, обернулся и увидел физиономию, нос на которой разбивали столько раз, что он превратился в подобие морщинистого локтя.

— Какой сегодня курс? — спросил сосед по очереди.

— Не знаю, — признался Аркадий.

— Все яйца открутят, если у тебя не доллары и не туристские чеки. Я что, похож на долбаного туриста? — он порылся в карманах и достал смятые бумажки. Поднял одну: злотые. Поднял другую: форинты. — Подумать только! Я тащился за ними от самого «Савоя». Думал, итальянцы. А оказалось, венгр и поляк.

— Темно, небось, было, — вставил Аркадий.

— Когда рассмотрел, чуть было не убил. И нужно было убить, чтобы не мучились со своими говенными форинтами и злотыми.

Руди перекатился к правому окошку и обратился к Аркадию:

— Следующий! — мужчине со злотыми сказал: — Придется немножко подождать.

Аркадий сел в машину. Руди был в добротном двубортном костюме. Редеющие волосы зачесаны поперек черепа; глаза влажные, с длинными ресницами; щеки синеватого оттенка. На коленях — открытая касса с деньгами. В руке с гранатовым перстнем — калькулятор. На заднем сиденье — целый кабинет с аккуратно расставленной картотекой, портативным компьютером, питанием к нему, коробками с программными средствами, справочниками и дискетами памяти.

— Настоящий банк на колесах, — похвастался Руди.

— Подпольный банк.

— Мои дискеты могут вместить данные о всех российских сбережениях. Как-нибудь в другой раз я покажу сводную ведомость.

— Спасибо, Руди. Но передвижной вычислительный центр — это еще не все прелести жизни.

— Кому что нравится.

Аркадий принюхался. С зеркала заднего обзора свисало нечто вроде зеленого фитиля.

— Это освежитель воздуха, — пояснил Руди. — Аромат сосны.

— Воняет, будто мятой из-под мышек. Как ты только этим дышишь?

— Пахнет чистотой. Это по мне, я люблю чистоту. А что ты здесь делаешь?

— У тебя не работает радио. Дай-ка я взгляну.

Руди заморгал.

— Ты что, собираешься чинить его прямо здесь?

— Оно нужно нам сейчас. Сделай вид, что мы заняты обычной сделкой.

— Ты говорил, что оно вполне надежно.

— Если как следует с ним обращаться. Сюда смотрят.

— Доллары? Немецкие марки? Франки? — посыпались вопросы Руди. Ящик с кассой был набит валютой разных стран. В нем были франки, похожие на изящно нарисованные портреты; лиры с невероятно большими цифрами и профилем Данте; немецкие марки, источающие самоуверенность, но больше всего было ячеек с хрустящими, зелеными, как трава, американскими долларами. В ногах Руди стоял битком набитый портфель, где, как предположил Аркадий, их было еще больше. Кроме того, рядом находился еще какой-то сверток, обернутый в коричневую бумагу. Руди поднял пачку стодолларовых бумажек, под ней оказались передатчик и миниатюрное записывающее устройство.

— Сделай вид, что я покупаю рубли.

— Рубли? — палец Руди застыл над калькулятором. — Зачем людям рубли?

Аркадий пощелкал выключателем приемника, потом настроился на волну.

— Так ты же сам покупаешь рубли на доллары и марки.

— Как тебе объяснить? Я меняю. У меня сервис для покупателей. Я банкир и регулирую курс, так что всегда зарабатываю, а ты всегда теряешь, Аркадий. Пойми, никто не покупает рубли, — в маленьких глазках Руди светилось расположение к собеседнику. — Настоящая советская валюта — это водка. Водка — единственная государственная монополия, которая имеет силу.

— Вижу, у тебя и она имеется, — Аркадий обернулся и посмотрел на пол, заваленный искрящимися бутылками «Старки», «Русской» и «Кубанской».

— А, это бартер на уровне каменного века. Я беру, что приносят. Помогаю людям. Удивляюсь, как это я не дошел еще до каменных бус и испанских монет времен Колумба. Во всяком случае, курс — сорок рублей за доллар.

Аркадий нажал на кнопку «пуск». Миниатюрные катушки магнитофона не двигались.

— Официальный курс тридцать рублей за доллар.

— Правильно, и Вселенная вращается вокруг ленинской задницы. С полным уважением к нему. Забавно! Мне приходится иметь дело с людьми, которые готовы перерезать горло родной матери при одном упоминании о прибыли, — Руди заговорил серьезно: — Аркадий, если ты в состоянии представить себе прибыль отдельно от преступления, так это и есть бизнес. То, чем мы занимаемся в данный момент, в других странах считается нормой и является совершенно законным.

— А он нормальное явление? — Аркадий глянул в сторону Кима. Телохранитель не сводил глаз с машины. Его плоское лицо застыло подобно маске.

— Ким здесь для того, — ответил Руди, — чтобы произвести впечатление. Я — как нейтральная Швейцария, где каждый — банкир. Я всем нужен. Аркадий, ведь мы единственная часть экономики, которая действует. Оглянись вокруг. Долгопрудненская мафия, бауманская мафия, местные ребята, которые знают, как сплавлять товар. Люберецкая мафия — ребята чуть покруче, потупее, но им хочется стать лучше.

— Вроде твоего партнера Бори? — Аркадий попробовал с помощью ключа закрепить катушки.

— Боря добился в жизни невероятно большого успеха. Любая страна гордилась бы им.

— А чеченцы?

— Согласен, чеченцы — дело другое. Они бы не возражали, если бы от нас осталась куча черепов. Но запомни одну вещь: самая большая мафия — это все-таки партия. И не забывай об этом.

Аркадий открыл передатчик и ударом ладони выбил батарейки. Взглянув в окно, он заметил, что клиенты начинают волноваться. Руди же, казалось, не спешил. Во всяком случае, исчезла первоначальная нервозность, и он держался со спокойной отрешенностью.

Проблема состояла в том, что передатчик был милицейский, а это говорило не в его пользу. Аркадий подогнул клеммы.

— Не страшно?

— Я в ваших руках.

— Ты в моих руках только потому, что у нас достаточно улик, чтобы отправить тебя в тюрьму.

— Косвенные улики преступных деяний без применения насилия. Между прочим, вместо определения «преступление без применения насилия» можно сказать по-другому — «бизнес». Разница между преступником и бизнесменом состоит в том, что бизнесмен обладает творческим воображением, — Руди